Чарльстон, Южная Каролина

Детектив Харпер Лейтон разделывала куриные грудки, пока на сковороде нагревалось масло. Окно над кухонной раковиной было открыто, но это не помогало: воздух снаружи был неподвижным и влажным.

Раньше в мае в Чарльстоне бывало прохладнее, но сегодня термометр в патрульной машине показывал восемьдесят пять градусов[7].

Слишком жарко для мая. Значит, июль будет сущим пеклом.

Харпер ловко орудовала ножом. Она держала в руках нож или, по крайней мере, сковородку и кулинарную лопатку с раннего детства. Впрочем, разве можно ожидать иного от девочки, выросшей в задней комнате родительского ресторана? Для нее готовить было столь же естественно, как водить автомобиль, хотя она и не испытывала никакого удовольствия ни от вождения, ни от готовки. Как правило — и особенно этим вечером. Она вернулась с работы всего пятнадцать минут назад и до сих пор не сняла полицейскую форму.

Харпер планировала вернуться домой в шесть тридцать или семь, чтобы приготовить ужин прежде, чем Джед заберет Люси с тренировки по волейболу и вернется домой, но часы уже показывали почти девять.

В такие вечера она всегда старалась готовить что-то быстрое, и первым в ее списке был жареный цыпленок по папиному рецепту: набить пакет с застежкой «зиплок» мукой, солью, перцем, паприкой, добавить две щепотки кайенского перца. Папа делал это тысячу раз, причем на глазок. Половину времени он вообще не смотрел, что делают его руки.

Сегодня Харпер тоже все делала на глазок: она слишком устала, слишком торопилась, слишком спешила поставить ужин на стол и, наконец, сесть. Может, тогда наконец удастся выбросить из головы те дела, которые на ней числились: два убийства и один случай домашнего насилия, переросший в перестрелку, в результате которой погиб сосед за примыкающей стенкой…

Между первыми допросами, последующими допросами и двумя поездками в криминалистическую лабораторию детектив провела за рабочим столом всего пару минут, которых хватило ровно на то, чтобы выпить две таблетки от головной боли и сделать один телефонный звонок.

Харпер помяла курицу, чтобы размягчить замороженные кусочки, налила в нержавеющую миску пахту, по очереди замочила в ней грудки, хорошенько потрясла их в пакете, пока на них не налип слой специй, и бросила на сковороду. Масло потрескивало и шипело, вызвав в памяти шум переполненного ресторана, грудной смех отца и запах ванильного крема — коронного блюда матери.

Ей подумалось, что Люси наверняка проголодается как волк. Войдет в дом в типично подростковой манере: грохот гаражных ворот, стук захлопнувшейся двери, за ним второй, тише и мягче, со стороны водителя, когда из машины выйдет Джед. Через четыре быстрых вдоха дверь кухни распахнется; обувь, рюкзак, снаряжение, коробка для завтрака и бутылка с водой будут свалены в кучу на пол, а их владелица пройдет мимо и, громко топая, поднимется по лестнице.

В свои пятнадцать Люси была предсказуема лишь в том, что касалось перепадов ее настроения. Десять лет назад, когда их дочь достигла школьного возраста, Харпер и Джед установили ряд домашних правил, самое первое из которых заключалось в том, что пальто, сумки, обувь и тому подобное нужно вешать или убирать с дороги к гаражу.

Домашние правила рухнули где-то прошлой весной, когда Люси превратилась в… в ту, в кого она превратилась. То, как ее вещи были разбросаны по всему дому, могло представлять пожароопасность.

Харпер перевернула первую грудку. Масло заскворчало и брызнуло в нее. Схватив с крючка фартук, она надела его поверх полицейской формы. У нее просто не было времени переодеться, перед тем как встать к плите. Вторник и среда были самыми тяжелыми днями, потому что Харпер работала десятичасовую смену; и это были самые загруженные дни в лаборатории для Джеда.

Она проверила томящееся в духовке печенье, благодарная матери за тесто, которое та принесла ей на выходных, и еще больше благодарная самой себе за то, что не испекла его к воскресному ужину.

Когда их дочери было два или три года, Харпер сказала Джеду, что хочет еще одного ребенка. Тогда его прагматичное «нет» обидело ее, но теперь она с трудом представляла, как бы они растили двоих детей.

Харпер вынула из духовки печенье. Распахнула дверцу холодильника, нашла бутылку пива и толкнула дверь бедром, чтобы закрыть. Крышка на бутылке оказала сопротивление — вероятно, открывашка начала изнашиваться от частого использования, — но детектив победила. Крышка отправилась в мусор, а Харпер поднесла бутылку к губам. Как раз за мгновение до того, как гаражная дверь с грохотом распахнулась.

Джед вошел первым. Лицо его было хмурым.

Харпер поставила пиво.

— Что не так?

— По словам твоей дочери, все.

Люси всегда была дочерью Харпер, когда бывала невыносима. Но если на нее жаловалась Харпер, то тогда она была дочерью Джеда.

— Хочешь пива?

— Не откажусь, — сказал он и закатил глаза.

Харпер протянула мужу бутылку.

— Люси закатывает глаза получше.

— Знаю. Мне бы ее практику… — Джед раздраженно вздохнул. Это была еще одна излюбленная манера Люси.

Харпер открыла холодильник, чтобы достать второе пиво.

Зазвонил телефон.

— Думаешь, это звонит Люси, сидя в машине?

Рука Джеда зависла над беспроводной трубкой.

— Если да, то сидеть ей безвылазно дома целый месяц… Алло. — Улыбка тотчас погасла, и он поставил бутылку. Харпер закрыла холодильник. — Хорошо, Кэти. Подожди секунду. Она тут рядом.