— говорит. Ну, у меня тут был свой интерес, я не собирался упускать такой случай. «Скажи ей, что первый помощник капитана на пароходе сломал себе шею, когда пароход выходил из порта, и меня взяли на его место. У меня, мол, не было времени забежать домой, и я напишу ей из Кейптауна». — «Вот это по–моему!» — говорит он. «А коли она поднимет шум, дай ей билет на пароход до Кейптауна и пять фунтов. Без запроса». Тут уж он от души расхохотался и сказал, что я могу на него положиться.

Райян кончил свое пиво, и я кончил свое. «Ну, — говорит он, — коли ты готов, так пойдем, — он посмотрел на часы. — Встречай меня на углу Маркит–стрит через полчаса. Я проеду в машине и захвачу тебя. Выходи первый. Через бар идти не нужно. В конце коридора дверь. Толкни ее и будешь на улице». — «О’кей», — говорю я и беру шляпу. «Еще одна вещь, которую я хочу тебе сказать, — говорит он, когда я пошел к двери. — И запомни это на сейчас и на потом. Коли не хочешь получить нож в спину или пулю в живот, не устраивай никаких фокусов». Он сказал это вроде бы в шутку, но я не дурак, я знал, что это серьезно. «Не бойся, — говорю я. — Когда ко мне относятся по–джентльменски, я тоже веду себя как джентльмен. — А затем так небрежно спрашиваю: — Молодой человек, верно, уже на борту?» — «Нет, он сядет позднее».

Я прошел по коридору и вышел на улицу. Дошел до того места, которое он указал. Шагов двести, не больше. Я подумал, раз он велел ждать полчаса, значит, ему надо повидать кого–то и доложить о нашем разговоре. Мне нет–нет да и приходила мысль: интересно, что сказали бы в полиции, кабы я намекнул, что тут дело нечисто и они не прогадают, коли поедут за нами да поглядят на этот парусник. Но я подумал, что, пожалуй, я‑то на этом прогадаю. Оно, конечно, выполнить свой общественный долг не худо, и я, как и всякий другой, хочу ладить с полицией; да что толку, коли я за все свои труды заработаю нож в живот. Да и четыре сотенных с них не получишь. И хорошо, что я не вздумал оставить Райяна с носом, потому как увидел на другой стороне улицы какого–то типа. который стоял в тенечке, словно не хотел, чтобы его кто–нибудь видел, и похоже было, следил за мной. Я подошел поближе, чтобы посмотреть на него, он отошел подальше, я пошел обратно, он вернулся и стал на прежнее место. Подозрительно. Чертовски подозрительно. Что меня задело? Что Райян нисколько мне не доверял. Уж если ты положился на человека, так полагайся на него до конца, я так считаю. А что дело это темное, меня не смущало, я на своем веку всего нагляделся.

Доктор Сондерс улыбнулся. Он начал понимать капитана Николса. Капитан был из тех людей, для которых повседневная честная жизнь кажется немного однообразной. Ему необходима была приправа из толики обмана, чтобы вывести его из угнетенного состояния, в которое его приводила диспепсия. Когда он мог сплутовать, кровь его текла быстрее по жилам, он лучше себя чувствовал, становился предприимчивее, энергичнее. Бдительность, которую ему тогда приходилось проявлять, чтобы уберечься от беды, отвлекала его мысли от злосчастного пищеварительного процесса. Если доктору Сондерсу и не хватало сочувствия к людям, он с лихвой компенсировал это редкой терпимостью. Он не собирался никого ни хвалить, ни осуждать. Он прекрасно видел разницу между святым и негодяем, но и на того и на другого смотрел равно невозмутимо и беспристрастно.

— Меня так смех и разбирал, — продолжал шкипер, — когда я думал, что вот стою я там и собираюсь отправиться в плавание, даже не взяв смены белья, зубной щетки и бритвы. Не много найдется людей, которые на это пойдут, а мне хоть бы что.

— Это верно, — сказал доктор.

— А потом я представил, какую рожу скорчит моя благоверная, когда Райян скажет ей, что я ушел в море. Я так и видел, как она катит со следующим пароходом в Кейптаун. Теперь уж ей меня не найти. Уж на этот раз я от нее унес ноги! И кто бы мог подумать, что все так выйдет, когда я сказал сам себе: еще один такой день, и хоть головой в воду. Уж если это не провидение Божье, так что тогда еще?

— Говорят, пути Господни неисповедимы.

— Уж кому это знать, как не мне! Я из баптистов. «И ни одна из них не упадет на землю…» — сами помните, как дальше. Я тысячу раз убеждался, что так оно и есть… Ну, жду я там полчаса, а то и больше, подъезжает машина и останавливается возле меня. «Прыгай», — говорит Райян и сразу берет с места. Дороги вокруг Сиднея хуже некуда, и нас швыряло из стороны в сторону, как пробку на волнах. Ну и гнал же он! «А как насчет запасов и всякого такого?» — спрашиваю. «Все на борту, — говорит он. — На три месяца хватит с лихвой». Где проезжали, я не знал. Темень, хоть глаз выколи, время шло к полуночи. «Приехали, — говорит он и останавливает машину. — Выходи». Я вышел, и он за мной. Фары он потушил. Я знал, что морс рядом, но и на шаг впереди себя не видел. У него был электрический фонарик. «Иди за мной, — говорит он, — да смотри не споткнись». Мы двинулись вперед. Там было что–то вроде тропинки. Я вообще–то на ногу легкий, но тут раза три чуть вверх тормашками не полетел. «Не хватает мне тут шею сломать», — говорю сам себе. Уж как я был рад, когда мы наконец спустились и я почувствовал под ногами песок. Мы были у воды, это я видел, но больше ничего. Райян свистнул. Кто–то закричал в ответ, но тихонько — вы понимаете, что я хочу сказать? — и Райян помахал фонариком, показал, где мы. Скоро я услышал, как шлепают весла, и через несколько минут к нам подошла шлюпка с двумя черномазыми. Мы с Райяном сели, и они оттолкнулись от берега. Я подумал: кабы у меня были при себе двадцать фунтов, провались я на этом месте, Австралии бы мне больше не видать. Австралия felix[20]. Минут так через десять мы подошли к паруснику.