На первую ступеньку Хром взошел осторожно, на вторую уже с пониманием, что все делает правильно, потому что впереди загорелся зеленый огонек, прыгающий по лестнице вверх. Но стоило сделать еще шаг, как тот вдруг скатился вниз между его ногами и припустил в противоположную сторону.

– Зырь, обратно идет, – незамедлительно прокомментировал Леший, которого Хром миновал по дуге, свернув затем к выходу.

– Дайте куртку какую, что ли, – попросил он, нащупывая ногами валенки, подогнанные ему девчонкой. Их он специально заранее убрал в угол рядом с полкой для обуви, чтоб потом не рыться в горе чужих ботинок.

– На, вот эту бери, – Толян, покопавшись среди одежды на вешалке, протянул ему нечто, оказавшееся довольно тяжелым и, судя по всему, объемным. – Это шуба Шизовой бабки. Он ее одевает, когда снег выходит чистить.

– Надевает, – ожидаемо поправил Дипломат.

Хром напялил на себя бабкино безобразие, которое весило как половина Толяна. Сделал в уме пометки: у Шизы была бабка, она жила в этом доме раньше, и Шиза снисходит до дел смертных вроде чистки снега. Не сказать, что очень ценная инфа, но все же пригодится. На ступеньках чуть не поскользнулся, схватился за подвернувшегося Бабая, потом провалился в снег, постоял еще минуту, дожидаясь, когда огонек снова появится, а после направился за ним, чувствуя себя охотником на колобков. Компания тащилась следом, пыхтя и хихикая друг над другом, пока Хром, обойдя дом, не остановился у чего-то большого, по ощущениям – строения вроде гаража. Прямо за ним он чувствовал троих – двух мужчин и женщину.

– Она там, – он кивнул в сторону строения. – Не внутри, а за ним. И с ней еще кто-то.

– Офонареть! – Леший затопал по снегу. – Это ж Антохино место!

Сняв с глаз полотенце, Хром первым делом глянул, во что одет, – и остался впечатлен леопардовой расцветкой бабкиной шубы. Затем вместе со всеми зашел за строение, действительно оказавшееся старым гаражом: машин тут точно не было, скорее всего, он использовался раньше, а потом отстроили новый ближе к воротам, этот же оставили под хлам, как и подвал. За ним росли сосенки – мелкие ближе к забору и одна огромная, как Родина-мать, а прямо под ней в свете вечернего фонаря стояли двое, но ни один из них девчонкой не был. Шиза курил, а парнишка в дурацкой желтой шапке сосредоточенно запихивал снег в снежколеп. На сугробе за его спиной лежали три идеально гладких белых шара одинаковых размеров.

– О, Антоха, ты опять тут? – спросил очевидное Бабай скорее у Шизы, чем у пацана, который на пришедших даже не глянул, а вот Шиза недобро покосился на Хрома.

– А вы чё все п-п-приперлись, еще и этого притащили?

– Так он сам нас привел, – попытался оправдаться Толян, наклоняясь и рассматривая шары из снега. – Мы играли в экстрасексов. Он должен был найти Винни, а почему-то нашел вас.

– Я должен был найти женщину, – поправил Хром, и все перестали хмыкать и замолкли.

Шиза медленно произнес, щурясь:

– К-к-как интересно.

– Короче, это не мы, если чё, – добавил Бабай. – А вы тут…

– Понес п-похавать, а его н-нет нигде. А-а-а если Антохи нет дома, значит, он тут. См-м-мари, сколько красоты мы ту-ту-тут наделали, да, Тох?

Тот, кивнув, вытряхнул из синего пластика очередной шар, покрутил его в руках, словно отыскивал скрытый брак изделия, и вдруг протянул его Хрому со словами:

– Как ты. Белый.

– Вот это Антоха сегодня жару дает, – присвистнул Бабай. – Он же никогда с чужими не разговаривает.

– Стресс, м-может, – произнес Шиза, глядя на Хрома так, будто это совсем не Антон, а именно он очень и очень его удивил.

От проделанной мыслительной работы у Хрома перед глазами закружились мелкими точками мушки. Или, может, это из-за старой шубы, пахнущей ландышами и чем-то намного старше ее самой, годков эдак на соточку. Пока Антон, тряся желтым помпоном, долепливал свои снежки, остальные тоже закурили. Бабай ехидно подначивал Лешего, тот беззлобно нудил в ответ. Шиза и Дипломат искоса наблюдали за Хромом. Наконец Дипломат не выдержал:

– Короче, ни хера он не экстрасенс, окей? Услышал возню и пошел на звук. Просто чувачку нас на понт взять захотелось.

Хром разочарованно покачал головой – уж кто сейчас брал на понт, так это сам обвинитель. Конечно, можно было бы, вот так при всех, «залезть» в него чуть глубже и озвучить, как это проделывалось уже с Винни, Толиком и Бабаем, свои мысли по поводу борзого челика в рубашечке: все семеро, пусть и разные по возрасту, но из одного учреждения, куда беспризорников сдают. И не простого, а для детишек с особенностями. И не факт, само собой, что эти особенности есть у каждого, туда же как сдают – толком не разобравшись. А у бухариков отобранные дети, по нескольку дней не евшие, разговаривать или проявлять чудеса социально-интеллектуальных взаимодействий вообще не считают нужным. И вот что среди них тогда делает такой прошаренный умник, Хром долго понять не мог. Пока не глянул на его пальцы, зажимавшие окурок, – все в застарелых шрамах. И тогда образ прилетел сам, даже напрягаться не пришлось. Видимо, с завязанными глазами у Хрома в натуре кое-где некие чакры открылись, будто обострив чуйку раза в три.

– А ты конфеты с детства не любишь, да?

– Ага, еще бы мне их давали. И вообще, у меня на них аллергия. И чё? – тот будто съежился в ответ и даже застегнул свою куртку, хотя вечер был мягкий, безветренный.

– Да ни чё, – Хром пожал плечами. – А если нет конфет, значит, наказан, потому что плохо учился. А если плохо учился, значит, вместо сладкого – линейкой по рукам.

Вот оно. Страх. Мальчику страшно провиниться перед строгой мачехой. Он тупица, неуч, бездарь, будет филонить – в детдом его сдадут завтра же. И мальчик вытягивал руки и зажмуривал глаза очень крепко, а когда однажды открыл их, перед ним вместо перекошенного лица злой женщины с зажатой в кулаке линейкой были лица мелких Шизы, Антона, Винни и того, буйного, которого недавно первым вальнули. Правда, теперь страх трансформировался – повзрослевший мальчик боялся уже не этого, а другого. Он боялся Хрома и его способностей, в которые и