Она знала нескольких таких людей в школе. Некоторые из них совершили прорыв, некоторые нет.

До того как перемены вынудили ее бросить учебу, она специализировалась на музыке. Ее основным инструментом была виолончель.

В школе был парень, первая скрипка в квартете, мастер в технике и настолько хорош, что обманывал профессоров, заставляя их думать, что играет музыку. Настоящий вундеркинд.

Анна не подозревала, что он обращает на это внимания, пока однажды вечером, после выступления, когда все отправились в местный бар и выпили пива и эля, отмечая концерт. Остальные танцевали, но она осталась с ним за столиком, обеспокоенная тем, что он старался напиться, хотя обычно был назначенным водителем, попивая чай со льдом или кофе.

— Анна, — сказал он, уставившись в янтарную жидкость в своем стакане, как будто в нем плескалась мудрость века, — я ведь не обманываю тебя, верно? Остальные, — он неопределенно махнул рукой, указывая на их товарищей, — думают, что я гений. Но ты ведь знаешь правду?

— Знаю что? — спросила она.

Он наклонился вперед, от него пахло пивом и сигаретами.

— Ты знаешь, что я мошенник. Я чувствую, как зверь внутри меня кричит, требуя выхода. И если потеряю контроль, это приведет меня к величию вопреки моему желанию.

— Так почему бы не выпустить его на волю? — Тогда она не была оборотнем. Мир казался более безопасным местом, монстры надежно прятались в своих шкафах, а она была храброй в своем невежестве.

Его глаза были старыми и усталыми, голос немного невнятным.

— Потому что тогда все увидели бы, — сказал он ей.

— Увидели что?

— Меня.

Чтобы создать великое искусство, приходилось обнажить свою душу, и некоторые вещи следует оставить в тайне. Некоторое время, после того как ее насильно обратили, Анна вообще не занималась музыкой, и не только потому что ей пришлось продать свою виолончель.

— Анна?

Она ослабила хватку на руле.

— Просто думаю о Дане и о том, почему она не может рисовать так, как ей хотелось бы. — Она поколебалась. — Интересно, это потому что у нее нет души, как утверждают некоторые церкви? Или потому что она боится выставлять все, что у нее внутри, напоказ?

Чарльз выбрал отель ради комфорта Анны.

В центре Сиэтла были более модные заведения, сверкающие драгоценностями из стали и стекла.

Он мог себе это позволить.

В других городах компания маррока даже владела несколькими отелями, и они вложили в них значительные средства. Но он помнил, как всего несколько недель назад Анна была напугана его домом, который не считался экстравагантным или особенно большим. Поэтому подумал, что ей будет удобнее в этом отеле, который ему всегда нравился.

Иногда его смущала потребность показать ей вещи, которыми он дорожил, в надежде, что она тоже их полюбит. Он был слишком стар, чтобы позволять себе такое, не стоило выпендриваться в самолете или везти ее в этот отель. Когда-нибудь ему придется рассказать ей об инвестиционном портфеле, который он создал для нее. Но он старый охотник и знал, что лучше не пугать свою жертву. Он подождет, пока ей не станет более комфортно рядом с ним, со стаей.

Анна остановилась перед бордюром, и он почувствовал ее напряжение, когда парковщик подошел, чтобы забрать у нее ключи. Она обхватила себя руками, пока Чарльз называл свое имя и давал молодому человеку чаевые за то, чтобы он не воротил нос от потрепанной «Тойоты».

Чарльз взял багаж, отказавшись от помощи служащего, и взглянул на Анну, которая смотрела себе под ноги. Она чувствовала бы себя лучше, если бы их никто не обслуживал.

Может, ему следовало отвезти ее в более простой отель?

Куда-нибудь, где можно припарковать машину и никто не спросит, нужна ли вам помощь? Может, Анна все еще расстроена попыткой Даны вызвать ее ревность. Или она беспокоилась о братце волке?

Братец волк никогда ни с кем, кроме Чарльза, не разговаривал. Даже с Браном. Может, это расстроило ее? Или она расстроена тем, как братец волк открыл их душу возле дома фейри. Возможно, она увидела что-то, что вызвало у нее отвращение? Напугало ее? Или дистанция, которую она установила между ними, когда они покинули дом Даны, вообще не имела ничего общего с ревностью.

Чарльз не привык к эмоциональным горкам, на которых катался с тех пор, как встретил Анну. Хорошо, что она омега, которая могла успокоить всех вокруг, а не доминант. Братец волк и так на взводе; только когда она прикасалась к нему или была счастлива, он полностью успокаивался.

Им нужно поговорить, но не на публике.

Отель был старым одиннадцатиэтажным зданием из кирпича, а не стали. Но это высококлассное заведение старого света, оформленное с изяществом, которое Чарльзу понравилось. Целью отеля было скорее восхищать, а не впечатлять, в средиземноморском стиле ар-деко. Когда они вошли в вестибюль, Анна, которая все еще оставалась тихой, встала прямо в дверях. Она подняла глаза и посмотрела на рождественскую елку, украшенную огромными бордовыми, темно-фиолетовыми и серебристыми бантами из ткани, огромный темно-зеленый с золотом бант красовался на верхушке дерева.

Анна улыбнулась Чарльзу и взяла его за руку. И он понял, что сделал правильный выбор.

Ей понравилось это место. Братец волк радовался, что доставил удовольствие своей паре.

Их номер находился на седьмом этаже, что братцу волку не нравилось. Он предпочел бы иметь окна как удобный запасной выход, а не как рискованный способ побега. Но Чарльз предпочел иметь комнату, в которую было бы труднее проникнуть неожиданным посетителям, и волк уступил.

Лифт открылся, и они увидели зеркало, благодаря которому коридор казался больше и светлее. Золотая рыбка плавала в прозрачном круглом аквариуме на столике.

— Золотая рыбка? — спросила Анна.

— Золотые рыбки — крутые создания, — сказал Чарльз.

Она засмеялась.

— Я не спорю. Я знала кое-кого, кто спас золотую рыбку из студенческого братства, где она жила в бутылке от пива. Но почему золотая рыбка в отеле?

Чарльз пожал плечами.

— Я никогда никого не спрашивал. Если ты приезжаешь один, тебе в комнату ставят золотую рыбку для компании, — ответил Чарльз. Это единственный