Хегглунда, только с этой позиции - ценить то, что конечное, потому что оно конечное, - можно по-настоящему заботиться о воздействии такой коллективной угрозы, как изменение климата, которое приводит к изменению ландшафта его родной страны. Если бы наше земное существование было лишь прелюдией к вечности на небесах, угрозы этому существованию не имели бы никакого значения в конечном счете.

Конечно, если вы не религиозны, а может быть, даже и религиозны, вы можете не верить в вечную жизнь буквально. Но все, кто проводит свои дни, не желая признать истину своей конечности, убеждая себя на подсознательном уровне, что у них есть все время в мире, или, наоборот, что они смогут вместить бесконечное количество времени в то, которое у них есть, - по сути, находятся в одной лодке. Они живут, отрицая тот факт, что их время ограничено, поэтому, когда дело доходит до принятия решения о том, как использовать ту или иную часть этого времени, для них ничего не может быть действительно поставлено на карту. Только осознанно столкнувшись с уверенностью в смерти и тем, что из нее вытекает, мы наконец-то становимся по-настоящему присутствующими в своей жизни.

Именно в этом и заключается мудрость клише знаменитостей, утверждающих, что столкновение с раком было "лучшим, что когда-либо с ними случалось": оно переводит их в более аутентичный режим существования, в котором все вдруг приобретает более яркий смысл. Подобные рассказы иногда создают впечатление , что люди достоверно становятся счастливее в результате столкновения с правдой о смерти, но это не так: "счастливее" - явно не то слово для обозначения той новой глубины, которая появляется в жизни, когда вы глубоко осознаете, что умрете и что ваше время строго ограничено. Но вещи, безусловно, становятся более реальными. Как вспоминает в своих мемуарах "Айсберг" британский скульптор Марион Коутс, она вела своего двухлетнего сына в первый день с новой сиделкой, когда ее муж, искусствовед Том Лаббок, пришел к ней, чтобы рассказать о злокачественной опухоли мозга, от которой он должен был умереть в течение трех лет:

Что-то случилось. Новость. Нам поставили диагноз, который имеет статус события. Новость производит разрыв с тем, что было до этого: чистый, полный и тотальный, за исключением одного аспекта. Кажется, что после события мы принимаем решение остаться. Наша [семейная] ячейка стоит...

Мы учимся чему-то. Мы смертны. Вы можете сказать, что знаете это, но это не так. Новости попадают аккурат между одним моментом и другим. Вы и подумать не могли, что для этого есть промежуток... Как будто для нас на заказ был описан новый физический закон: абсолютный, как и все остальные, но пугающе случайный. Это закон восприятия. Он гласит: "Вы потеряете все, что бросится вам в глаза".

Если вы хотите сказать, что диагноз "неизлечимая болезнь", тяжелая утрата или любое другое столкновение со смертью - это не то чтобы хорошо, или желанно, или "стоит того". Но такие переживания, какими бы нежелательными они ни были, часто оставляют тех, кто их пережил, в новых и более честных отношениях со временем. Вопрос в том, можем ли мы достичь хотя бы части того же мироощущения в отсутствие опыта мучительной потери. Писатели изо всех сил пытались передать то особое качество, которое этот способ существования привносит в жизнь, потому что, хотя "счастливее" - это неправильно, "печальнее" тоже не передает его. Вы можете назвать это "светлой печалью" (как делает священник и писатель Ричард Рор), "упрямой радостью" (поэт Джек Гилберт) или "трезвой радостью" (исследователь Хайдеггера Брюс Баллард). Или вы можете просто назвать это наконец-то столкновением с реальной жизнью и грубым фактом того, что наши недели конечны.

 

Все - одолженное время

Именно сейчас я должен признаться, что, к сожалению, я не живу своей повседневной жизнью в постоянном состоянии непоколебимого принятия своей смертности. Возможно, никто так не делает. Но что я могу подтвердить, так это то, что если вы сможете хоть немного принять мировоззрение, которое мы здесь исследуем, - если вы сможете хотя бы ненадолго или от случая к случаю задержать свое внимание на удивительности бытия и на том, как мало это бытие вам доступно, - вы можете ощутить ощутимый сдвиг в том, как вы чувствуете себя здесь, прямо сейчас, живым в потоке времени. (С повседневной точки зрения тот факт, что жизнь конечна, кажется ужасным оскорблением, "своего рода личным оскорблением, отнятием своего времени", по словам одного ученого. Вы планировали жить вечно - как говорится в старой фразе Вуди Аллена, не в сердцах своих соотечественников , а в своей квартире, - но теперь приходит смертность, чтобы украсть жизнь, которая по праву принадлежала вам.

И все же, если поразмыслить, в таком отношении есть что-то очень правомерное. Зачем считать, что бесконечный запас времени - это по умолчанию, а смертность - вопиющее нарушение? Или, говоря иначе, зачем рассматривать четыре тысячи недель как очень маленькое число, потому что оно такое крошечное по сравнению с бесконечностью, вместо того чтобы рассматривать его как огромное число, потому что это намного больше недель, чем если бы вы никогда не родились? Конечно, только тот, кто не заметил, насколько замечательно то, что вообще существует, будет воспринимать свое собственное существование как данность - как нечто, что он имеет полное право получить и никогда не сможет отнять. Так что, возможно, дело не в том, что вас обманули, лишив неограниченного запаса времени; возможно, почти непостижимым чудом является то, что вам вообще было даровано время.

Канадский писатель Дэвид Кейн понял все это летом 2018 года, когда посетил мероприятие в районе Greektown в Торонто. Сам вечер прошел непримечательно: "Я пришел рано, - вспоминает он, - поэтому провел некоторое время в близлежащем парке, а затем осмотрел магазины и рестораны на Данфорт-авеню. Я остановился перед церковью, чтобы завязать шнурки. Помню, как я нервничал из-за встречи с кучей новых людей". А через две недели на том же участке улицы ненормальный мужчина расстрелял четырнадцать человек, двоих из них убил, а затем покончил с собой. С рациональной точки зрения, признает Кейн, это не было узким проходом с его стороны; тысячи людей ходят по Дэнфорт-авеню каждый день, и не похоже, что он пропустил стрельбу всего на несколько минут. Тем не менее, ощущение того, что это мог быть он, попавший под обстрел, было достаточно сильным, чтобы сфокусировать внимание на том, что означало, что это был не он. "Когда я смотрел видеозаписи с рассказами очевидцев, в том числе перед церковью,