я сначала тащила на своем горбу, а потом получила за это «благодарность». Она связана по ногам и рукам, но, кажется, в сознании и почему-то не сопротивляется. По спине прошёлся холодок, когда жрец подошел к ее голове и, открыв ее рот, вставил туда деревяшку, не дающую ей прикусить язык. Зачем это он? У них, что анестезии нет? Я чего-то не понимаю, что здесь творится? Жрец вернулся к ларцу и достал оттуда очень острый топорик и поставил его возле очень распухшей руки девочки. Как-то это не похоже на операцию или лечение, больше похоже, что бедную девочку собираются отдать в жертву.

Жрец взял в руки топорик, и, зажав его над головой, принялся читать молитву, закрыв глаза. Просчитала траекторию и поняла, что руку девочке собираются попросту ампутировать. Без обезболивающего, когда бедный ребенок в сознании! При том, что у нее максимум перелом со смещением! Тут уже не стоял вопрос спасать девочку или нет. Я схватила первое, что попалось под руку: флаг, а точнее палку, к которой он был привязан. Один удар по головушке ничего не подозревающего жреца и тот валяется на полу в отключке.

– Приветик, – машу рукой девочке с более или менее адекватной улыбочкой для данной ситуации.

Я как-то надеялась, что она мне обрадуется, а получилось наоборот. Когда ей руку собирались оттяпать, она и звука не подала, но вот когда меня увидела, попыталась и кляп выплюнуть, и закричать. Да что я с флагом страшнее жреца с топором? Обижает меня право, я же к ней как к сестре, а она вот какая неблагодарная. Дети в наши времена такие жестокие. Недовольно бурчу про это, зная, что она все равно не сможет ни освободиться, ни понять меня. Рука сильно опухла, куда смотрит их врач? Покосилась на жреца, а может это он? Беда у них с медициной страшная, раз уж такую болячку так кардинально лечат. Вероятно, бедняжке неоткуда больше ждать помощи, так что придется ей помочь. Какое-то плохое предчувствие у меня, ничем хорошим для меня это не закончится.

Глава 5. Айне

После больших сражений, даже при штабе рук не хватало. Бедные медсестры носились как угорелые вместе с врачами, чтобы жизни спасать. Зачастую и мне после основной работы приходилось в такие времена помогать в операционной. Именно там знания повитухи мне пригодились, не то чтобы я роды принимала, но хорошо знала травы, что какая трава может сделать. В режиме постоянной нехватки лекарств, травы оказались единственной панацеей. Конечно же, оно не могло помочь вправить кости, для этого нужна настоящая операция, которых я, разумеется, не проводила.

Максимум, что мне приходилось делать, это накладывать швы. Только поэтому стоило просто уйти и оставить всё, как есть, но от мысли, что девочка может и умереть, так некстати проснулась совесть. Нельзя ее бросать на гибель. Наклонилась и поцеловала ее лоб, горячая, уже начался воспалительный процесс.

Девочка замерла после моего поцелуя, а затем начала дергаться и мычать ещё настойчивей. Я была на подобной операции и видела, как опытный врач вправлял кости. Меня взяла дрожь от нервов, но выбирать не приходится. Первым делом решила подстраховаться. Связала жреца, сделала ему кляп из ткани на всякий случай. Маленькую дверь к лестнице задвинула шкафом, чуть не сорвав себе спину. Растопила маленькую глиняную печку, которую возможно использовали для сушки трав. Воды здесь было мало, всего несколько кувшинов. Вымыла свои руки и лицо, на волосы времени не было, как, собственно, и воды, потому замотала их тканью, так чтобы не мешали. Вытерла от грязи малышку, пока в печи варились отвары. Все это заняло много времени, уже стемнело, и мне не осталось ничего, как принести в мою импровизированную операционную все масляные лампы.

К моменту, когда я остудила отвары, нашла необходимые предметы для операции и впервые задалась вопросом, а чем ее резать? И словно сама девочка решила мне ответить, замахнувшись на меня кинжалом. Ей не повезло, реакция у меня как оказалось хорошая, а сама она не догадалась сначала себя развязать, а потом уже нападать. Скрутила ее осторожно. Если я даже спасу ее, мне спасибо за это никто не скажет. Привязала обратно к столу, проверила, не горячий ли настой сон-травы, оказалось – нет, вполне пойдет. Вытащила из ее рта кляп, она закричала, я залила в нее первую порцию, и смышлёная девчонка закрыла рот, смотря на меня полными ненависти и страха глазами. Как будто мне очень хочется ее спасать! Натужно вздыхаю, то, что она рот не открывает, для меня не проблема. У меня же три младшие сестры, и сколько раз эти маленькие заразы отказывались пить лекарства не сосчитать. Зажимаю ей нос, девочку хватает ненадолго и совсем скоро она выпивает отмерянную мной долю. Не закрываю ей рот, жду, что она закричит, но она лишь испуганно смотрит, как я стерилизую руки с помощью спирта и огня. Она испуганно спрашивает что-то, когда забираю ее кинжал и стерилизую его так же, как и остальные предметы. Знаю, что она напугана, потому решаю ее успокоить. Глажу по голове и тихо пою колыбельную, как бы пела своим сестренкам. Она засыпает через какое-то время, и я начинаю операцию.

Руки у меня не дрожали только потому, что в этом деле ошибки нежелательны. Обычно, чтобы соединять кости используют специальный сок одного редкого растения, он скрепляет кость, пока та будет медленно срастаться несколько месяцев. Сломанная кость у девочки сместилась, скорее всего, из-за того, что с нее сняли бандаж, который я соорудила. Сок нужного мне растения, конечно же, не хранился в импровизированной травнице, но зато имелись ее запасы в сушеном виде. Причем сушили ее совсем недавно, так что, скрипя зубами, еле наскребла нужное количество. Зашивала я все это быстро, куда быстрее, чем думала. Чтобы зафиксировать руку в нужном положении использовала глину, которой в храме из нее построенном полно. Для прочности сделала раствор из одной клейкой травы и обычной ёлочной смолы. Порвала ещё одну занавеску на ровные полоски и соорудила ещё один бандаж, для фиксации руки. Мне казалось, прошло немного времени, пока я закончила, проверила, что глина застыла и заставила девчонку выпить ещё порцию сон-травы и жаропонижающего настоя.

В конце я ее развязала, написала