Вчера нанизывалась на член его брата, а сегодня рядом с ним, чувствую себя девственницей, которую пытается совратить очень опытный мужчина. И да, мне явно нравится эта роль.

— Контраст ощущений, холод, вязкость. а потом нежность, влажность. В наслаждени любого толка все так, на контрасте. В еде тоже. Так больше удовольствия. Твоё тело это аттракцион чувств и ощущений. Почему, нужно какие-то отвергать?

— А почему на кухне-то? — нервно хихикаю я.

— Ну а зачем мне тащить все нужное через весь дом? Тем более, если у женщины не закрыты глаза, а сюрприз хочется сделать. Чтобы она не знала, что сейчас ощутит. Страх усиливает чувства. Усиливает ощущения, их остроту. Поэтому и хотят быть привязанными. — Он говорит это так спокойно и как-то очень долго протирает руки белым маленьким полотенцем. Я фиксирую взгляд на этих руках, чтобы не смотреть ему в глаза.

— Это странно, — говорю я.

— Поможешь нарезать сельдерей? — неожиданно спрашивает он.

Киваю, подхожу к нормальному разделочному столу, еще раз бросив взгляд на ненормальный стол. Специально становлюсь напротив Макса, но он подходит ко мне и становится за спиной. Какое-то время слышен только звук готовки. Но понаблюдав за мной Макс возвращается к прошлому разговору.

— Ты просто мало знаешь в науке удовольствия, это нормально для твоего возраста. Многие вообще не знают о чем я, и довольствуются объедками. Во всех смыслах. А ты, хотя бы знакома с теми, кто немного в этом понимает, — говорит он тихо.

— Ты про себя? — хмыкаю я.

— Ну а про кого ещё?

— Ты… ты так флиртуешь? — все же говорю я это вслух и на несколько секунд прекращаю нарезать. Интересно, он специально дал мне нож, чтобы я чувствовала себя в безопасности? Типа того, что я могу его прогнать, могу защитить себя если не хочу.

— Да, — соглашается он. — Прости меня, я не особо умею это делать. Я слишком издалека говорю, люблю долго томить. Но, если в готовке или в сексе это отличное качество, то во флирте случается, пока женщина поймет, что я ей заинтересован, она успевает уже пару раз развестись. Это мой брат умеет подойти к любой и нашептать, как и когда её будет «любить».

— Мне кажется, правильно где-то посередине, — не знаю, зачем я поддерживаю эту странную беседу.

— Мы братья, у нас плохо с умением делится. Что-то научились делить, а вот качества какие-то вроде и не смогли до сих пор. Так и ходим на грани, он на одной я на противоположной.

— Да, Виктор… я переспала с ним вчера. Ну, этой ночью.

Начинаю резать быстрее. Я рассчитываю, что Макс вздохнет, отвернется, и будет заниматься своими делами. Может даже извинится, или наоборот фыркнет что-то о том, что я выбрала не того брата. Но он лишь качает головой.

— Да, звукоизоляция у нас отвратительная.

— В смысле? — не понимаю я. Застываю с ножом, а потом понимаю и очень глупо краснею. — Боже… Ты слышал всё.

— У тебя красивый голос, тебе нечего стеснятся, — улыбается Макс.

— И ты… зная это, сейчас… — тут до меня доходит, как обухом по голове. Ну конечно. Сыграно как по нотам. — Он специально уехал! Оксану вы спровадили, чтобы дома никого не было. Для тебя.

Кивает.

— Вы два извращенца, — шепчу я.

— Да, Виктор говорил, что ты очень красива. А я скажу, что ты очень наблюдательна.

Психи, только и могу подумать я. Макс уже выключил конфорку и смотрит на меня. Молчит. Ждет чего-то.

— Что? — спрашиваю я, сама не зная чего.

— Я жду твоего согласия.

— И на что я должна согласиться?

— На всё, — его голос, до этого казавшийся спокойным, выдает его волнение легкой хрипотцой. Будто он на мгновение его потерял.

Сердце начинает биться где-то в горле, разум сопротивляется, но я понимаю, что хочу его. Полное безумие, но в этом доме иначе и нельзя.

— Да, — шепчу я так тихо, что кажется, будто он не услышал. Хочу повторить, но по его рукам, быстро ласкающим меня от талии до груди и сжимающих её — понимаю, что он всё услышал.

Бросаю нож, закрываю глаза, предаваясь новым ощущениям. Макс не торопится, целует шею сзади, затылок. Бросаю взгляд на тот длинный стол.

— К этому, ты еще не готова, милая, — говорит он. — разворачивает мягко мою голову к себе, и мы целуемся. Ведет в этом пошлом танце он, я подчиняюсь, но почему-то понимаю, что он очень внимательно следит за моей реакцией. Виктор все делал так, как нравилось ему, и это доставляло мне удовольствие. Макс же прислушивается к моим ощущениям.

Разворачивает меня к себе, мягко садит на стол, и я вижу в темных от страсти глазах какую-то невыносимую нежность. Сама тянусь от этого к его щеке и глажу по ней, ощущая чуть колющую щетину.

Он быстро сбрасывает с меня мою одежду, ставит в удобную ему позу, придвигая к себе ближе, и садится на колени на пол. Я могу поставить ноги на его спину, и просто принимать ласки. Принимать как он касается моих бедер кончиками пальцев, а губами приближается к самому сладкому и самому жаждущему его любви месту.

Я могу только распластаться на столе, пока он, уже стянув с меня белье, изучает языком каждую складочку. Хочу коснуться его головы, прижать к себе, но он неожиданно отвлекается от своего занятия.

— Коснешься меня или себя руками, и я уйду, — вдруг говорит он.

Быстро киваю, удивляясь тому, как резко стала слушаться.

Кажется, об этом он говорил «люблю томить». Томление именно так и можно назвать, то, что он со мной делает. Медленно, долго, с чувством он заставляет меня томиться в ожидании чего-то быстрее, жестче. Не имея права касаться ни его ни себя, я только хватаюсь за стол, сжимаю его края выдавая едва сдерживаемые стоны.

Он встаёт надо мной, касается лица невесомыми движениями.

— Я бы тебя связал, но ты еще не готова, — говорит он с легким сожалением в голосе. В миг подхватывает меня, и я успеваю, только схватится за его плечи. Как-то быстро двигает к себе стул и садится на него, сажая меня сверху.

Удивленно понимаю, что его член уже свободен и в полной боевой готовности. Макс быстро помогает мне насадиться на себя, но, когда я ощущаю его в себе, позволяет привыкнуть.

— Ты. Такой. Нежный, — только и могу сказать я.

— Это только сейчас, милая моя, — отвечает он и гладит меня по щеке. Начинает двигаться. — Правило прежнее, тебе нельзя меня касаться.

— Нахальство, — говорю