— Грубиян! — первым делом хорошенько замахнулась и попыталась нанести очередной удар. Не вышло. Громадная ручища, вдвое больше моей, перехватила запястье и крепко сковала его. Я не могла двигать рукой. Та словно оказалась залита цементом. И, так как рот был свободен, я попыталась использовать его: — Что вы себе позволяете?!

Но и это продлилось недолго. Вторая рука мужчины тут же прикрыла губы, оставив меня наедине с собственным мычанием.

Не говоря ни слова, Герман дёрнула меня, освободив рот, но не выпустив руку. Он завёл меня за кулисы, где наконец даровал долгожданную свободу. Я тут же отодвинулась, на секунду замерла, а затем набросилась на него с кулаками, совершенно не понимая, на кого вообще попёрла. Эмоции вырывались недолго — я не успела сделать и пары ударов, как обе руки снова оказались в плену.

— Отпусти! — только и смогла взреветь я!

Закричала и тут же замолкла. Напряжённое до того тело резко обмякло. Что я только что сделала? Обратилась к нему на «ты»? Как такое вообще возможно?

Почувствовав, что сопротивления нет, босс отпустил запястья. Я тут же съёжилась.

— Полякова, приди в себя, — тихо произнёс начальник, взглядом намекая на то, что все вокруг смотрят только на нас. Я, поняв это, замерла. Двигались только глаза.

— Идём, — обходительно сказал начальник.

— Куда? — без доли той истерики, что была прежде, ответила я.

— Для начала, подальше отсюда.

Он взял мою ладонь в свою. По телу пробежали мурашки. Что я делаю? Что он делает? Но сопротивляться не стала. Поддалась порыву более уверенного участника нашей пары. Герман Дмитриевич сделал шаг, слабо потянув за собой. Я повиновалась, поддавшись на деликатность и тактичность, какой не встречала ранее.

Мы вышли на улицу. Солнечный свет, свежий воздух, хороший глоток свежего воздуха — вот, что было мне необходимо. Чарующий запах свободы, которой мне так не хватало. Я снова закрыла глаза, но на этот раз для того, чтобы насладиться моментом. Наши ладони всё ещё были скреплены. Постепенно успокаиваясь и понимая, что весь ужас остался позади, я почувствовала, как его рука отпускает мою. Открыла глаза, посмотрела на него, между нашими губами было чуть меньше нескольких сантиметров. Всё вокруг замедлилось. Я чувствовала каждый взмах. Не было тяжело, было приятно. Тянущая, приятная тяжесть… Глаза закрылись. Я поддалась эмоциям, двинулась ближе, навстречу к нему. Почувствовала его дыхание, кончиками волос ощутила течение времени. Всё было как во сне…

Сон закончился, как и подобает любому сну.

— Полякова! Приди в себя! — прокричал Герман Дмитриевич.

Я тут же открыла глаза, глядя на ошарашенного, отстранившегося босса.

***

Герман.

Глядя на то, как заплутавшая в собственных эмоциях девушка тянется к нему, Герман совершенно поражённый таким манёвром, как-то время не двигался, не зная, как поступить. Но здравый рассудок вовремя пришёл на помощь, поэтому очень быстро Герман отпрянул назад, будто отшатнувшись от пакета с мусором, глядя на то, как очарованная неизвестно какими силами Вероника, продолжает тянуться к нему, даже невзирая на то, что может вот-вот упасть.

Герман не хотел напугать девушку. После того, что случилось на подиуме, он понимал — она ещё не успела отойти от шока. Нельзя вводить её в ещё большее потрясение, чтобы, не дай бог, не сделать её заикой или, чего хуже, навсегда повредить рассудок. Но времени не оставалось, так же, как не оставалось других вариантов. Герман подумал, что, если бы рядом был Михаил, он бы что-нибудь придумал. Привёл бы Веронику в чувства как-нибудь деликатно. Так сказать, срезал бы углы. Но Герман не был Михаилом. Герман вообще редко когда распылялся на чувства, предпочитал держать их в себе, показывая настоящего себя только тем, кто этого действительно заслужил. Как это было с Ликой… С ней он был нежен, как ни с кем другим. Только Лика знала его настоящего, без всей этой скорлупы. Теперь ему казалось, что больше никто в этом поганом, проклятом мире не поймёт его так же, как она. Никто не согреет его, как грела её любовь и не выслушает с таким же заинтересованным взглядом, с каким его выслушивала она.

Герман отступил ещё на шаг, а затем, вернувшись из горьких воспоминаний, внезапно воскликнул:

— Полякова! Приди уже в себя!

Девушка замерла, распахнула веки и уставилась на мужчину с серьёзным замешательством. Ему казалось, что вот-вот прилетит очередная пощёчина. По крайне мере, она должна попытаться. Герман уже было чуть поднял руку, потянулся навстречу возможной атаке, но… ничего не произошло.

Девушка виновато посмотрела на мужчину.

— Что… что я… что я сделала?

Герман дёрнул плечами, быстро замотал головой.

— У меня спрашиваете?

— А вы что?

— Что я?

— Тоже хороши! — начала было девушка. Герман решил, что вот теперь-то она разгонится. Но, на удивление, Вероника продолжала спокойно: — Могли бы и помочь.

— Что? — совсем потерялся Герман. — Что значит помочь?

Разве это не я вытащил её с подиума, когда никто даже не попытался помочь ей, — подумал он про себя.

— Я же помог вам, — Герман указал рукой на здание, из которого они только что вышли.

— Помогли?

— Помог!

— Могли бы и не помогать, — словно лиса, махнула хвостом девушка.

— Вот так, значит? — Герман упёр руки в боки.

— С каких вообще пор вы так заботитесь о своих работниках?

— Вы уже не мой работник, — глядя в сторону ответил Герман. Кажется, этот разговор начал ему надоедать.

— Тем более! С чего это вы помогаете незнакомому человеку?!

— Вы не незнакомый человек.

— Ах, да, точно! Простите! Забыла! Мы же с вами отлично знакомы, — артистично отыгрывала девушка. — Вы даже знаете, что я та ещё деревенщина!

Герман зажмурился.

— Это была ошибка, — открыв глаза, произнёс он.

— Ошибкой было то, что я устроилась в вашу дурацкую фирму!

— Этого я за вас решить не могу.

— Вот именно!

Крики девушки разносились по всей улице. Чудом, ещё ни один прохожий не подошёл к ним и не предложил девушке помощь. Не дай бог её обвинят его в изнасиловании. Герману совершенно не нравилась такая публичность.

— Вы можете говорить тише? — попытался успокоить мужчина.

— Могу, — внезапно тихо произнесла девушка.

Не зная, что ответить, двое так и простояли, молча глядя то друг на друга, то уводя взгляды в сторону. Наконец Герман обернулся к девушке и спросил:

— Может вас в больницу подвезти?

— Со мной всё прекрасно, — выискивая то ли кого-то, то ли что-то, осматривалась девушка. Наконец она посмотрела прямо на него. — Я поеду домой, если вы не против.