Шрифт:
Закладка:
Она сглатывает, дыхание учащается, и мне уже физически больно хочется увидеть обнаженное тело под этим плащом.
— Я оплачу твою арендную плату и контракт за семестр независимо от ответа.
— Почему? — спрашивает она.
— Я не закончил, — отвечаю, приподнимая бровь. — Однако в обмен на ежемесячное пособие ты будешь моей сабмиссив.
Ее грудь поднимается и опускается, она прижимает руку к горлу, будто пытается сдержать ответ.
— Что это значит? — спрашивает она.
Я подавляю улыбку. Умная девочка. Я думал, она либо примет, либо отвергнет мое предложение, но я впечатлен, увидев, что она, по крайней мере, заинтригована.
— Я хочу трахнуть тебя игровой комнате, после чего ты перейдешь в мое постоянное распоряжение для секс-услуг, — перефразирую то, что она требовала при нашей последней встрече. — И ты пройдешь обучение, чтобы расширить свои границы.
— И это все?
Теперь моя очередь округлять глаза. Неужели она не понимает, чего я требую? Очевидно, нет, судя по взгляду, светящемуся надеждой.
Подавляю вздох. Я не мой отец, но монстр совершенно другого рода. Однако, я постараюсь не сломать эту маленькую игрушку… Ну, или, по крайней мере, не безвозвратно.
— Если ты согласишься быть моей сабой, то будешь беспрекословно следовать всем указаниям.
Она нетерпеливо кивает.
— Сними плащ, — отступаю назад, чтобы лучше рассмотреть восхитительное тело, которое видел только на видео.
Феникс засовывает бутылку вина под мышку. Ее пальцы дрожат, когда развязывают бант на поясе плаща. Узел рассыпается. Плащ распахивается, обнажая нежные ключицы, по которым мне хочется провести языком.
Смотрю на нее, сопротивляясь желанию поглотить ее одним взглядом. Такой женщиной, как Феникс, нужно наслаждаться, ведь никто не откупорит марочное вино, не подумав, и не выпьет его залпом прямо из бутылки.
Ее кожа бледнее, чем казалась на видео, гладкая, как алебастр, с розовым оттенком, который переливается румянцем на шее и груди. Мне нравится, что цвет кожи выдает эмоциональность, ведь так, независимо от выражения лица, я всегда смогу определить ее текущее состояние.
Ее нижнее белье представляет собой кружево глубокого бордового оттенка, граничащего с черным, и выглядит восхитительно на бледной коже. Нежная ткань натягивается на округлой груди, и мои пальцы дергаются, чтобы сжать эти твердые соски, пока она не попросит о пощаде.
Я видел Феникс обнаженной в разной степени, но от этого вида становлюсь диким. Я хочу провести языком вниз от ямочки между ключицами, по ложбинке грудей и вниз по плоскому животу. Я хочу сорвать с нее чертовы трусики зубами и как следует вылизать.
— Ты разъезжала по городу в плаще поверх нижнего белья? — рычу я.
— Да, — шепчет она.
— Зачем?
— Чтобы облегчить тебе задачу.
Я смотрю на нее сверху вниз, пока она не начинает ерзать. Демон внутри наслаждается этим дискомфортом.
— Это очень плохо, Феникс, — говорю я. — Один порыв ветра и любой мог увидеть, что ты полуголая под плащом. Что, если бы ты споткнулась на шпильках и плащ распахнулся? Или человек, помогающий тебе встать, увидел бы эти крошечные трусики?
Ее дыхание учащается. Она склоняет голову и поджимает локти к груди, словно пытаясь стать меньше. Бедра сжимаются в попытке создать хоть какое-то трение.
— Простите, сэр. Это больше не повторится.
Уголок моего рта приподнимается в полуулыбке.
— Тебе нравятся словесные порицания? — спрашиваю я. — Унижение?
Она приоткрывает губы, чтобы ответить, и я думаю, что ответ положительный, но затем взгляд опускается.
— Я не знаю.
— Посмотри на меня.
Она встречается со мной взглядом.
— Объясни.
— Мне делали выговоры из ненависти. Я всегда боялась.
Интересно, не бывший ли парень причинил ей боль? Всплеск собственничества портит настроение. Она еще даже не согласилась быть моей, поэтому я воздержусь от вопросов до тех пор, пока она не решит подчиниться.
— Ты обдумала мое предложение? — спрашиваю я.
Она смотрит на дверь, прежде чем осмеливается встретиться со мной взглядом.
— Ты сказал, что я могу отказаться и все равно получать оплату за аренду и обучение.
— Правильно.
— Почему?
— Скажем так, есть и худшие способы оплатить учебу, — мои зубы сжимаются, и я отталкиваю лица соперников, которых Криус приказал убить.
— Могу я принять решение позже? — я приподнимаю брови, а она переминается с ноги на ногу. — Я имею в виду после того, как мы проведем время вместе. Я хочу увидеть, на что соглашаюсь…
— Это вполне приемлемо, — склоняю голову.
— Тогда ладно.
— В течение всего вечера ты будешь называть меня «сэр» и обращаться на «вы». Понятно?
— Да, сэр, — с придыханием говорит она. — Я готова.
— Подожди меня у входа в игровую комнату, — я указываю на дверь, ведущую в подвал.
Она расправляет плечи.
— Хорошо, я могу идти?
— Конечно, на коленях, — я поднимаю палец.
Феникс отступает.
— Что?
— Ты поползешь в игровую комнату на четвереньках, — произношу каждый слог.
Ее рот открывается и закрывается, как будто она хочет возразить.
Наклоняю голову, сдвинув брови в насмешливом замешательстве.
— Ты думала, что быть моей сабой означает только игрушки и сексуальное удовольствие?
— Но я держу бутылку…
— Я принесу ее вниз, — отвечаю с ухмылкой.
Ее лицо меркнет.
— А как же ужин?
— Ты голодна? — спрашиваю я.
Она краснеет.
— Нет.
— Нет, что? — скрещиваю руки на груди.
— Нет, сэр.
— Тогда ползи.
Наблюдать конфликт в ее глазах восхитительно. Видеть, как она по-хозяйски уверенно врывается в мою обитель, только чтобы осознать неизбежность подчинения… У меня кружится голова.
Я стою неподвижно, сдерживая волнение, пока она в нижнем белье встает на четвереньки. Ставит бутылку у плинтуса и смотрит на меня оленьими глазами.
Феникс дала мне восторженное согласие в субботу вечером, в воскресенье днем и рано утром в понедельник делать с ней все, что мне заблагорассудится. Однако теперь, когда она стоит на коленях, у нее есть сомнения.
— Это полностью твое решение, подчиняться или нет, и сегодня вечером и далее ничего не произойдет без твоего согласия. Ты понимаешь это?
— Да, сэр.
— В любое время ты можешь произнести стоп-слово и уйти, — говорю я.
Она кивает.
— Выбери одно.
— Можем ли мы использовать «красный», чтобы остановиться, и «желтый», чтобы сказать, что я близко к пределу? — спрашивает она.
— Конечно, — отвечаю я. — Теперь скажи мне, каковы твои ограничения?
Ее брови сходятся.
— Я… я никогда особо об этом не задумывалась.
Мне требуется пара секунд, чтобы осознать ее слова. У каждой профессиональной сабмиссив, с которыми я играл, есть длинный список. Без мочи, без экскрементов, без игр с кровью, без иголок, без огня, без электричества, без фистинга. И это только начало.
— Мне нравится всего понемногу, — добавляет она, пожимая плечами.
Глаза сужаются. Это мой первый опыт работы с подобной сабой,
