Геродот цитирует оракул, где Ликург называется богом, а в его честь воздвигнут храм, где ему поклонялись не как герою или государственному деятелю, а именно как богу, то все признаки божественного налицо. Но если источники сохранили данные о родстве Ликурга со спартанскими царями, если Плутарх и другие сообщают факты его биографии (поездки, обстоятельства жизни и смерти), то речь идет о реальном человеке.

Проще всего считать, что Ликург – просто выдуман, а потому и соединяет в себе разные качества: божественного и человеческого. Мол, выдумка, миф должны быть заведомо нелогичными. В подтверждение этой догадки исследователи указывают на то, что к Ликургу никто в Спарте не возводил свое происхождение. Зато два Ликурга упоминаются в «Илиаде» (герой и царь), еще один Ликург был царем Немей. Они не имеют отношения к Спарте. Но разве наличие легендарных Ликургов опровергает реальность еще одного Ликурга? Почему реальность одних легендарных персонажей признается, хотя о них в истории практически не сохранилось сведений, а реальность спартанского Ликурга отбрасывается лишь потому, что он либо не оставил потомства, либо мы об этом потомстве ничего не знаем?

Трудно сказать, почему ученые не приходят к простому пониманию, что имя божества может быть заимствовано жрецом, а потом передано по родству? Даже если речь идет о древнейших обычаях и древнедорийском «волчьем» культе (кстати, оставившем следы и в Этрурии), к которому относят божественного Ликурга, то факты биографии Ликурга-жреца никак не могут ни опровергнуть реальность этого культа, ни быть опровергнуты этим культом.

Слава Ликурга-законодателя в том, что он восстановил действие прежних обычаев, превратив их в законы. Отступление от обычая угрожало гибелью и тяжко отозвалось на жизни спартанцев. Поэтому Ликург выступил в роли спасителя Спарты. Он выступил и в роли посредника с миром горним, откуда Ликург получил оракул, соединявший божественное и земное. Забытый обычай стал священным заветом. Только таким образом и может быть создана устойчивая правовая система. Наша современность ничего подобного не знает, а потому правовые системы рушатся, как карточные домики, на месте которых вновь возводят шаткие умозрительные конструкции.

Ликург-жрец вернул спартанцам культ закона, почерпнутый из культа Ликурга-божества. Вот и вся разгадка.

Греческие мыслители видели в Спарте идеал государственности, пренебрегая очевидным преимуществом Афин в изготовлении предметов искусства, которые столь дороги современным археологам. Платон увидел в Спарте баланс аристократии и демократии (политии). Полная реализация каждого из принципов организации государства вела к вырождению. Спарта сочетала преимущества двух типов организации государства и пресекала перерождение его как в олигархию, так и в охлократию. Именно это и привлекало Платона.

Ученик Платона, Аристотель расценивал Спарту несколько иначе. В эфорате он видел приближение к тирании. Но в его классификации тирания должна была воплощаться во власти конкретных лиц, действующих исключительно ради своей пользы. Эфорат же действовал на пользу обществу в целом, хотя порой и жестокими методами. В то же время эфорат – институт демократический, избираемый. Поэтому Аристотель предпочитал относить Спарту к аристократическим государствам, а не к тираниям.

Спарта удовлетворяла критерию формирования власти из благородных граждан вне зависимости от их достояния. Перерождение в олигархию, напротив, выдвигало богатство на первый план. При выделении имущественной верхушки в поздней Спарте, у власти все же оказывались граждане благородного происхождения. Кроме того, гражданство было сопряжено с отказом от производительной деятельности, а должностные лица не получали за отправление государственных функций никакого вознаграждения. Это также побуждало мудрецов древности считать Спарту все же аристократией.

Римский философ Полибий сравнивал организацию общества в Риме и в Спарте, и, следуя Аристотелю, видел преимущества смешанной формы правления: монархии (в Спарте – две совместно правящие царские династии, в Риме – два консула), аристократии (в Спарте – герусия, в Риме – сенат) и демократии (в Спарте – эфоры, в Риме – комиции и народные трибуны).

Доверяя древним, надо видеть в спартанских законах, в спартанском образе жизни урок и пример – в противовес современным государственно-правовым системам, лишенным устойчивости и связей с традицией.

Священный закон, священная кровь

Страсть древних историков к сюжетному мышлению и фольклорным зарисовкам позволяет достаточно хорошо восстановить государственный порядок Спарты.

Законы Ликурга, ставшие для спартанцев священными, приписываются богоподобному историческому персонажу. Вместе с тем, связанные с его жизнью сюжеты сплошь фантастические, а имя может быть переведено как «волчья отвага». Зевс в шкуре волка почитался в соседней Аркадии, где противники Спарты практиковали свои кровавые ритуалы, требующие человеческих жертв – явно архаический культ. Публичное убийство толпой царя Аркадии Аристократа за сочувствие спартанцам и надругательство над его телом (оно было вышвырнуто на спартанскую территорию без погребения) – также элемент древнего культа, отождествлявшего царя с чужаком и при случае превращавшего находящегося на социальной дистанции правителя в «козла отпущения».

Приверженность к культовым законам Ликурга стала для спартанцев поводом для пренебрежения к иностранцам и тщательного соблюдения принципа эндогамии. Чистота закона связывалась с чистотой крови. Спартанцы стремились сохранить тот тип человека, который был способен защитить их Отечество. Ощущение «богоизбранности» было непременным условием мобилизации перед лицом смертельной опасности завоевания соседями – потомками дорийцев, уже не чувствовавшими никаких обязательств перед соплеменниками.

Писаных законов Спарта не желала иметь, понимая священное только как устное предание, которое каждое поколение учило назубок, перенимая его у старших. В дошедшем до нас предании, записанном более поздними авторами, очень много неясного – в том числе и в эпитетах богов и топонимах, связанных с проведением народных собраний. Вероятнее всего, топонимы были почерпнуты из древнейших времен до завоевания Пелопоннеса и превратились в подобие священных имен, а имена Зевса и Афины только замещали имена ахейских богов теми же поздними авторами (по атрибутам, сходным с антропоморфными образами, – так поступали древние историки с именами богов других народов – например, скифов).

Спарту напрасно упрекают в «античном коммунизме». При всей уравнительности в жизни самих спартанцев, она означала лишь унификацию функций в весьма разнообразном обществе. Илоты, периэки, мессенцы – их статусы были весьма разнообразны. Среди спартиатов существовала иерархия, сплачивающая армию, а также властная иерархия с разнообразием функций царей, геронтов, эфоров, жрецов, всадников, чиновников. Каждый спартанец, приобретая определенную функцию, распространял ее воздействие на весь круг своего общения. Спартанцы унифицировали свою жизнь лишь по части материального достатка, места в строю и воспитания солдат с детского возраста.

Вся критика спартанского строя вплоть до современности направлена на факт отсутствия роскоши и праздности. Как будто военный лагерь может допускать нечто подобное! Или как будто роскошь и лень – признаки культурности, цивилизованности и развитости!

Равенство в дисциплине возмущает современных