Я набрала номер своего шефа Оксаны. Слушала одновременно гудки и премьер-министра.

– Можно только гадать, что подтолкнуло к такому решению человека, облеченного нашим доверием, доверием избирателей…

Я, кажется, поняла, куда она клонит. Даже мертвая, Грета была ее главной политической соперницей. Время почестей скоро придет. А пока – время вбить осиновый кол в поверженного врага:

– …разочарование в собственных утопических идеях или нечто другое, что повлекло жизненный кризис. Все выяснится, идет следствие. Сейчас же мы просим вас проявить чуткость к родным ушедшей и помнить, что им сейчас нелегко. Спасибо.

– Ну, – ответила Оксана.

– И? – в тон ответила я.

Оксана хмыкнула:

– Мне это нравится не больше, чем тебе. Два дела в одном доме. Думаю, самая правильная линия – сообщать коллегам о своих находках по делу кролика.

– Ангела.

– Что?

– Его звали Ангелом.

– О’кей. В общем, с нашей стороны самое главное – делиться информацией, они сами решат, как ее использовать. Или не использовать.

Осторожность – главное карьерное качество Оксаны. Умеренность и осторожность. Особенно когда в деле о возможном жестоком обращении с личностью, не являющейся человеком, замешан политик. Пусть и мертвый.

Мы обе знаем: ситуацию обострили выборы. Все лево-умеренное парламентское крыло сейчас трясет: кого выдвинуть вместо покойной? Центристы раздумывают, не пора ли покинуть коалицию. В напряжении и консерваторы: кто станет соперницей действующего премьер-министра?

– …для нас это все равно ничего не меняет, – сказала Оксана.

– Ты уверена?

– Мне уже звонила Гаянэ, – не без почтения произнесла Оксана. – А ей, как ты понимаешь, тоже позвонили: либо ее начальница, либо начальница начальницы.

Гаянэ была главой полиции, то есть непосредственной начальницей Оксаны и Наташи. Ее начальницей была сама министр экологической безопасности. А выше – только премьер. Чье бледное, но все же сияющее доброжелательным сочувствием лицо сейчас смотрело с экрана.

– Так что мы, Ариадна, – продолжала Оксана, – делаем свою работу. Преступления против личностей, не являющихся людьми, так же важны, как и преступления против людей. Не имеет значения, кому принадлежал этот кролик, министру или рядовому гражданину. Хоть бы и никому. Начинается всегда с жестокости по отношению к животным, птицам и насекомым. Продолжается – жестокостью к людям.

Я не выдержала:

– Оксан, тебя что, там кто-то еще слушает?

– А? – Она сделала вид, что не поняла.

– В общем, делаем свою работу, – вздохнув, повторила за ней я.

– Куда ты сегодня утром собиралась?

– Поговорить с Айной, Гретиной партнершей. Я вчера с ней встречалась, но момент, сама понимаешь, был неудачный, беседа получилась скомканной. Поеду к ней на тренировку, попробую ее там разговорить.

– Хорошо. Но не дави. Помни, сейчас ей вдвойне тяжело под всеми этими взглядами.

– К взглядам ей не привыкать, – не удержалась я.

– Это не одно и то же.

– Я понимаю, не беспокойся.

– Ставлю на причинение вреда по неосторожности, – сказала вдруг Оксана. – Они просто не уследили за кроликом. Там, по-видимому, та еще обстановка в семье была.

– Мы этого пока не знаем.

– Накануне самоубийства? А как ты думаешь?

– Я пока ничего не думаю.

– Это правильно. Короче говоря, помни, что они все только что потеряли близкого человека. Не добавляй им лишнего стресса.

– Не буду, – пообещала я.

Едва я нажала отбой, Ника выпалила:

– Ну что?

– О господи, да ничего, просто работа.

Я открыла холодильник, достала вчерашний торт с кокосовыми сливками и стала перекладывать большой кусок в коробку.

– Это кому? Лене?

Я могла соврать. Но не хотела:

– Для Лео.

– Ты же сама говорила, что он у тебя разжирел, – сказала Ника. – Хочешь, чтобы он совсем на борова стал похож? Тебе такие нравятся?

Я промолчала, уложила коробку в сумку, обогнула Нику и направилась в ванную.

– А почему ты спала в гостиной? – донеслось мне вслед.

9.30

Лаборатория наших криминалистов расположена на одном этаже с лабораторией отделов, занимающихся преступлениями против людей. Попросту говоря – в подвале.

Наверху было утро. А здесь, у Кати, мне всегда кажется, что на часах послеобеденное время. Гудят лампы дневного света. И всегда энергично орет под музыку какой-нибудь очередной любимый Катей корейский бойз-бэнд. Конкубин Кати – бурят Леша. Она говорит: «Похож на корейца».

– За какашками пришла? – весело крикнула она мне, не отвлекаясь от дела: капала что-то из пипетки на стекло. Верхняя половина лица закрыта желтоватыми лабораторными очками, нижняя – голубоватой медицинской маской.

– И тебе привет.

Мне нравится смотреть, как работает Катя: все ее жесты отточены, ничего лишнего. Она задвинула стекло в микроскоп. И только потом отошла, сняла синие перчатки, стащила нижнюю маску под подбородок:

– Посмотрим.

Я подошла к ее компьютеру. Катя искала нужный файл. И, не отрывая глаз от экрана, сообщила:

– Прикинь, а Грету вчера привезли. В левое крыло.

В левом крыле делали аутопсию человеческих тел. В правом – животных. В голосе Кати я опять услышала тот слегка кровожадный интерес, с каким выспрашивала про Грету Ника. Знаменитости интересуют всех. А мертвые – особенно.

– В смысле – тело?

– В смысле – тело.

– В новостях говорят, передоз снотворного.

Катя засмеялась с чувством собственного превосходства, как будто я пыталась ее обдурить, а она меня раскусила:

– Если девочки расскажут что-то интересное, я дам тебе знать.

– Ты – настоящий друг.

С Катей мы поступили в отдел одновременно. Конечно – друг.

– Так. Вот он. – Она стучала пальцем по курсору. – Ну, смотри. Есть некоторое обезвоживание. По-видимому, твоего кролика не кормили и не поили несколько часов. Вероятно, тупо про него забыли. Учитывая тарарам с Гретой.

– Да, девочка обнаружила, что он пропал, как раз когда вспомнила, что его надо напоить и накормить.

– Заводят животное, а ответственности – ноль.

– Слушай, у нее мать умерла. Удивительно, что она вообще вспомнила про кролика.

Катя смерила меня недовольным взглядом:

– Тебе видней. Вы же проводили проверку перед тем, как одобрить адаптацию животного.