– Все будет в порядке. Я воспользуюсь спреем.

– Даже не думай об этом. А если с тобой что-то случится?

– Будет нехорошо, если тебя ужалят, – говорит Жук-носорог.

– Будет нехорошо, если его ужалят?! – немедленно парирует его жена. – Как ты можешь относиться к этому так легкомысленно? Я ведь очень беспокоюсь, что он может пострадать.

– Да-да, конечно, я понимаю, – бормочет Жук-носорог.

«Немного отличается от того, как ты сформулировала это для меня, правда?»

– Кстати, – говорит жена, подкладывая на блюдо еще один свежесваренный початок кукурузы; от маленьких желтых зерен поднимается горячий пар, который почему-то кажется Жуку-носорогу дурным предзнаменованием. – Мы же через три дня отправляемся в поход с семьей Сато-сана.

– Да-да, конечно, – спокойно соглашается Жук-носорог, как будто ему точно известно, о чем она говорит. На самом деле он совершенно не помнит, чтобы они обсуждали какие-либо планы насчет совместного семейного похода. Однако, судя по тому, каким тоном его жена об этом заговорила, она уже сообщала ему об этом раньше. Но если б он спросил, о чем она говорит, жена сразу, не скрывая своего недовольства, заявила бы в ответ: «Дорогой, ты никогда не слушаешь, о чем я говорю». И это было еще наилучшим вариантом. Она могла вообще не ответить. На ее лице отражалось бы все ее негодование и недовольство, но при этом она хранила бы ледяное молчание, погружая весь дом в глубокую заморозку. Изо дня в день занимаясь опасной работой, Жук-носорог хотел, чтобы, по крайней мере, то время, которое он проводил с семьей, было спокойным.

Поэтому вместо того, чтобы спросить, о каком именно походе она говорит, он в очередной раз сдерживается и добродушно отвечает ничего не значащим комментарием:

– В походе должно быть очень весело!

«Но где же будет этот кемпинг, о котором она говорит? Мы едем в горы? Или, может быть, на берег реки?»

Он роется в своей памяти, но так ничего и не находит. Вероятно, жена рассказала ему об этом в один из вечеров, когда он только что вернулся с работы, измученный и выжатый как лимон, готовый рухнуть в обморок от усталости. И он, возможно, ответил ей со своим обычным напускным энтузиазмом, чтобы продемонстрировать, как внимательно он ее слушает и как заинтересован в каждом слове, которое она произносит. Может быть, он воскликнул: «Кемпинг в горах! Это же просто отлично!» Или с равной вероятностью это могло быть: «Вид на реку должен быть очень красивым!» Так или иначе, этот ответ был не более чем рефлекторной защитной реакцией на ее слова, поэтому в его мозгу ничего не отложилось.

Должен ли он был участвовать в этом походе? Даже в этом Жук-носорог не вполне уверен. Немного подумав, он произносит:

– Надеюсь, погода будет хорошей.

Это кажется достаточно безопасным ответом. Вероятнее всего, поход и кемпинг предполагают пребывание на открытом воздухе. «Ведь так, верно?»

– Жаль, конечно, что тебе придется остаться дома, – говорит его жена.

– А, об этом не беспокойся.

«Так, значит, я с ними не иду…» Жук-носорог испытывает некоторое удовлетворение от того, что наконец нашел ключевую зацепку. Он решает рискнуть и бросает взгляд на барный столик в поисках еще чего-нибудь, что могло бы ему пригодиться. На столике лежит стопка книг и журналов, одно из названий бросается ему в глаза: «Четыре времени года в горах – путеводитель по травам и цветам».

«Получается, они отправятся в горы». Иначе зачем бы еще жене эта книга? Теперь, когда он об этом размышляет, у него начинает возникать ощущение – всего лишь смутное ощущение, но оно есть, – что, когда однажды поздним вечером жена сообщила ему, что они с Кацуми собираются в семейный поход, она упомянула что-то о горах. Это очень расплывчатое, нечеткое воспоминание, но сейчас оно постепенно начинает обретать форму.

Семейный разговор продолжается без дальнейших инцидентов. «Теперь мы просто немного посмотрим телевизор, и до самого отхода ко сну я буду свободен». Неожиданно ему приходит в голову добавить:

– Когда будете разбивать лагерь в горах, если обнаружите каких-нибудь интересных насекомых, обязательно расскажите мне о них.

До настоящего момента все складывалось хорошо, и ему захотелось как-нибудь приятно завершить вечер общения с женой и сыном. Оба они знали, что он увлекается насекомыми, и, вне зависимости от того, одобряли они это или нет, с его стороны это должно было показаться им логичной просьбой.

– В горах? О чем ты говоришь, дорогой? Какие еще горы?

Услышав резкие нотки в голосе своей жены, Жук-носорог мгновенно понимает, что все-таки оступился. Его желудок болезненно сжимается. Ему следовало выйти из игры, когда инициатива была на его стороне, но из-за собственного нетерпения и самоуверенности он поступил в точности как человек из китайской притчи, который, рисуя змею, поторопился и пририсовал ей ноги, из-за чего остался ночевать на улице [16]. Это полный провал. Все его существо переполняет сожаление.

– У нас будет кемпинг на берегу моря. Я же несколько раз тебе об этом говорила. С чего ты вдруг решил, что мы едем в горы?

Слова жены вонзаются в него подобно остриям копий.

– Когда я впервые рассказала тебе об этом, ты сказал: «Ого, надо же, морское побережье, это отлично подходит для летнего кемпинга!» Что это было – просто автоматический ответ? Или я ошибаюсь и это сказал кто-то другой, а вовсе не ты?

В подобных ситуациях единственное, о чем может думать Жук-носорог, – это о том, что еще он может сказать, чтобы смягчить гнев своей жены и восстановить гармонию в доме. Однако, если он сейчас покорно согласится с ее предположением, что это был просто безразличный автоматический ответ или что на самом деле она разговаривала с кем-то другим, это только подольет масла в огонь.

– Ты ведь никогда не слушаешь ничего из того, что я говорю, не так ли? – продолжает она.

– Нет, это не так! Конечно же, я тебя слушаю. – Все, что ему остается, – это уклоняться от ее словесных выпадов. – Я просто ошибся, вот и всё.

Это звучит уклончиво, но вместе с тем решительно.

– Папа, вероятно, просто перепутал это с разговором, который был у него с клиентом на работе, или что-нибудь в этом роде. Может быть, тот человек собирался в поход в горы, – приходит на помощь своему отцу Кацуми. Он произносит эти слова скучающим голосом, а затем кладет на свою тарелку еще один отварной кукурузный початок поверх уже обгрызенных, демонстративно выражая полное отсутствие интереса к происходящему.

– Да, наверное,