ему скушно. На следующий же день мы перебрались всё-таки в основной корпус санатория, так наз. “люкс” (здесь обожают это слово), так здесь близко пляж, столовая, кино и прочие блага, а также есть Оське товарищ.

Дом противный, помпезный, чопорный (в смысле внешнего вида), неуютный, стоит на припекаемом солнцем плацу. На сём плацу посажена какая-то зелень, не достигающая сейчас высоты более человеческого роста, и не дающая никакой тени. Об уютных уголках Ореанды можно вспоминать лишь, как о волшебном сне. Архитектуре соответствует и разгуливающий тут народ. Кроме Михайловых, симпатичными отдыхающими можно назвать В. Гризодубову[38] с сыном (ему 18 лет, но уже толстый, как мама) и Фёдорову[39] (кажется, не ошибаюсь) из ЦК комсомола, такая черноглазая, красивая женщина с дочкой, страшно похожей на мою Катьку. Остальные неинтересны. Их любопытные и недобрые взгляды меня раздражают. Нет, всё, довольно, в следующий раз поеду куда-нибудь, где нет роскошных душей и уборных, но есть живые люди, а не персонажи, которых узнаёшь и “не называя фамилий”. Не огорчайтесь, Витенька, – я всё-таки отдыхаю. Я это делаю с полной серьёзностью. Купаюсь, загораю, играю в волейбол, ходила в театр, сегодня иду на концерт, – словом приемлю все оздоровительные процедуры. Наверное, прослыву самой развратной женщиной, так как на женском пляже купаюсь без костюма, а в волейбол играю в трусиках. Это здесь не принято. А мне наплевать, я хочу за отпуск взять максимум от юга. Советую и Вам так держаться.

Вчера получила немного эстетического удовольствия. Здесь гастролирует Тбилисский оперный театр, ставили балет “Горда” с уч. Чабукиани[40].

Вообще спектакль ничего, но очень провинциальный. Но вдруг во втором акте пошли такие великолепные лезгинки – что весь зал затрясся от аплодисментов. Столько страсти, энергии, столько вкуса и настоящей, старинной национальной культуры, – чёрт его знает! Я не страдаю национализмом, Вы знаете, и это действительно было изумительно сделано.

Сегодня пойду слушать Гоар Гаспарян[41], тоже, наверное, будет хорошо. Так что к моему растительно-животному образу иногда прибавляются и духовные “витамины”. Да, лёжа тут как-то на пляже прочла – залпом, не отрываясь, – “Егора Абозова”[42]. Милый Витенька, я даже смеялась, читая те строки, которые были Вам, я знаю, симпатичны. Да, там многое должно было быть Вам по душе. А у меня осталось какое-то и грустное чувство. Сделано здорово, живой сам Егор, Маша, Валентина Васильевна, всё очень интересно, тонко, вкусно, жаль, что не окончено. Однако – эпиграф не оправдан. Помните его? Это стихи:

“Любовь, любовь, небесный воин,

Куда летит твоё копьё?

Кто гнева дивного достоин,

Кто примет в сердце остриё?”

Милого, славного, умного Егора пронзило копьём. Но ему всё-таки было бы плохо, – А. Толстой остановился вовремя.

Чёрт его знает, не хочется мне, чтобы эта книжка так уж сильно Вам нравилась.

Не в 1916 году живём мы, слава богу, и чудесные стихи эпиграфа как-то иначе понимаем, чем Валентина Васильевна Салтанова. А то, что А. Толстой великий мастер – это да. Оторваться нельзя было.

Ещё читала – так уж для гурманства – маршаковские переводы сонетов Шекспира. Два стиха мне очень понравились, они как раз к случаю. Посмотрите, какое старинное красноречие, немножко тяжеловесное, но точное:

“Покорный данник, верный королю,

Я, движимый почтительной любовью,

К тебе посольство письменное шлю,

Лишённое красот и острословья.

Я не нашёл тебя достойных слов,

Но, если чувства верные оценишь,

Ты этих бедных и нагих послов

Своим воображением оденешь”.

Хорошо, а?

Вот, Витенька милый, так я и живу.

Короче говоря – душно, нечем дышать. Это в самых разных смыслах, буквальных и переносных. Пришлите весточку, родненький, это будет как свежий морской ветерок. Море тут какое-то совсем не то. Да и не плаваю я тут дальше флажка. Но всё-таки, очевидно, мы с Вами погружаемся в одни и те же воды примерно в одно и тоже время. По вечерам солнце садится у нас тут над морем, закаты чудесные. Вечерние часы как-то возмещают дневное удушье. Я провожаю к Вам солнце каждый вечер, и оно меня понимает: оно демонстрирует передо мной такое горящее золото, такой пурпур, такие нежные и грустные лучи и сияние, будто знает, что Вы находитесь на западе от меня, и что, любуясь пламенем вечернего неба нельзя думать ни о чём, кроме Вас. А когда оно скрывается в море, на небе долго держится коралловая полоса, и нельзя придумать ничего грустнее этого постепенно угасающего тёплого тона. А у Вас утром солнышко встаёт над морем? Поезжайте как-нибудь на Ай-Петри, посмотрите, как появляется солнце, неся Вам свет и тепло с востока, с моей стороны, от меня, – это объективный факт!

Ну, желаю Вам, милый, всего всего самого хорошего. Черкните чего-нибудь, очень буду рада. Жму и целую Вашу милую руку, как всегда.

Ваша “Щука”».

Крым, Мисхор

Санаторий «Красное знамя»

«17 августа [1954]

Славный мой Витенька, как меня порадовало Ваше долгожданное письмо – только сегодня я его получила. Я очень, очень рада, что Вам хорошо, вольно и спокойно. Прочитав Ваше письмо уже можно поверить, что его писал человек, изображенный на известном Вам пражском фото. Как приятно, что эта милая, весёлая мордаха, наконец заговорила со мной! Откровенно говоря, я очень боялась, что Вам там так же скверно, как было мне здесь первую неделю. Очевидно, я приехала сюда настолько раздёрганной, что никак не могла начать отдыхать; меня раздражало всё и все и даже обожаемое море казалось противным. На сегодняшний день положение изменилось. Стало не так душно, наступили чудесные прохладные вечера (плюс уже описанные Вам закаты) и ночи, когда можно спать и легкая простыня не кажется тяжёлой периной, наваленной на тебя. К окружающим я привыкла и перестала их замечать. Надо сказать, что “золотая молодежь” ведёт тут себя отвратно – одного вызвал директор и делал ему внушение за грубость. Два парня, с которыми я накануне играла в теннис, на следующий день не сочли нужным со мной здороваться – ну, и я им ответила тем же, и перестала с ними играть. Словом, этим нравам были уже посвящены страницы Крокодила и “Комсомольской правды”. А у меня, знаете, появилась своеобразная мания – вспомните Вашу диссертацию! – я во всякой ерунде вижу “сокрытую сущность” и не иначе. Типическое не дает покоя кандидату и на отдыхе! Берегитесь этого, будьте натуралистом, призываю Вас!.. Но последние дни я уже накопила