Трудно не испытывать некоторого сочувствия к сеньору Шомону. Он был хорошим генералом, временами даже блестящим, но его преследовали неудачи. Вновь и вновь он оказывался на пороге крупной победы, и каждый раз эту победу уводили у него из-под носа. Кроме того, с ним часто происходили нелепые вещи. Во время зимней кампании в январе 1511 г., когда шестидесятивосьмилетний папа лично сопровождал свое войско через глубокие сугробы, чтобы осадить замок Мирандола, спасательная экспедиция Шомона дважды откладывалась: в первый раз ему в нос попал ловко брошенный снежок с камнем внутри, а на следующий день он упал с коня в реку и чуть не утонул под весом доспехов. Три дня он приходил в себя всего в 16 милях от осаждаемого замка, который в итоге пал. В феврале его попытка отвоевать Модену безнадежно провалилась, а 11 марта он стал жертвой внезапной болезни, которую он сам (и больше никто) приписывал отравлению, и умер в возрасте тридцати восьми лет, всего за семь часов до прибытия папского письма, в котором с него снимался приговор об отлучении.

К тому времени герцог Феррары, на которого отлучение от церкви давило вовсе не так тяжко, одержал блестящую победу над папскими войсками, двигавшимися по направлению к его городу вдоль низовьев По, и Юлию II вновь пришлось обороняться. В середине мая преемник Шомона Джан Джакомо Тривульцио, ветеран полувековых сражений на всем полуострове и непоколебимый приверженец французов со времен Карла VIII, возглавил второй поход на Болонью; при его приближении жители города поняли, что у них есть шанс раз и навсегда отделаться от ненавистного кардинала Алидози, и подняли восстание. Кардинал в панике бежал, не позаботившись даже предупредить герцога Урбино, который стоял лагерем вместе с папскими войсками к западу от города, или венецианцев под командованием Капелло, расположившихся в двух милях к югу; обе армии, застигнутые врасплох, не смогли спасти город, ворота которого были для них заперты, и лишь с большим трудом (и с некоторыми потерями) выпутались из этой рискованной и унизительной ситуации. 23 мая 1511 г. Тривульцио триумфально вошел в Болонью во главе своего войска и восстановил прежнюю власть семейства Бентивольо.

Кардинал Алидози, который, в отсутствие прочих добродетелей, по крайней мере мог испытывать обоснованное чувство стыда, забаррикадировался в замке Риво, чтобы избежать гнева папы, однако эта предосторожность оказалась излишней. Юлий II, несколькими днями ранее благоразумно удалившийся в Равенну, не держал на него зла. Даже сейчас он считал, что его любимый друг не мог сделать ничего плохого, и без колебаний возложил всю вину за эту катастрофу на герцога Урбино, которого немедленно призвал к себе. Последовавшая беседа вряд ли уменьшила давнее презрение герцога к Алидози, вместо которого его сделали козлом отпущения; когда он вышел на улицу и тут же столкнулся лицом к лицу со своим давним врагом (тот покинул замок и только что прибыл в Равенну, чтобы изложить папе собственную версию событий), он не смог справиться с долго сдерживаемым гневом. Стащив кардинала с мула, он набросился на него с мечом; свита Алидози посчитала, что он, возможно, действует по приказу папы, и побоялась вмешаться; они подошли к кардиналу лишь после того, как герцог сел на коня и уехал в Урбино, бросив мертвого кардинала в пыли.

Пишут, что на горе папы, узнавшего об убийстве своего фаворита, было страшно смотреть. Он безутешно рыдал, отмахиваясь от любой помощи, отказался долее оставаться в Равенне и приказал немедленно отнести себя в Римини в закрытом паланкине, сквозь задернутые шторы которого его рыдания слышали все, кто встречался ему на пути. Лишь в день приезда в Римини он вновь обрел самообладание; однако впереди его ждали новые удары судьбы. Мирандола, за захват которой он всегда считал себя лично ответственным, в течение двух недель была потеряна и перешла к Тривульцио. Папское войско – сбитое с толку, деморализованное и лишившееся командующего – развалилось. Захват Болоньи открыл французам путь для завоевания всех территорий церкви в Романье, за которые папа так долго и упорно бился. Все труды последних восьми лет оказались напрасными. В Римини же он обнаружил прокламацию, прибитую к дверям церкви Святого Франциска и подписанную девятью его кардиналами при поддержке Максимилиана I и Людовика XII; в ней говорилось, что 1 сентября в Пизе состоится всеобщий церковный собор, на котором будут расследованы и исправлены злоупотребления, допущенные при нынешнем понтифике.

Однако даже тогда от папы, пусть и ненадолго, скрыли самые унизительные новости. Агенты папы в Болонье сообщали, что ликующие жители города не только разрушили замок в центре города, который он построил ради собственной славы и для личной защиты, но и снесли великолепную бронзовую статую, заказанную папой Микеланджело, продали ее за бесценок герцогу Феррары, а тот переплавил ее в огромную пушку, которую любовно назвал Юлием.

Юлий II обладал множеством недостатков и как папа, и как человек. Он был импульсивным (как писал Гвиччардини, «настолько импульсивным, что это погубило бы его, если бы не почтение к церкви, раздоры между правителями и не обстановка в то время»), непостоянным, мстительным, плохим организатором и управляющим, и очень скверно разбирался в людях. Он был сведущим дипломатом-тактиком, однако не умел вырабатывать долгосрочные стратегии. Снедаемый мирским честолюбием, он был совершенно беспринципен в средствах достижения своих целей. Однако он в полной мере обладал определенными положительными качествами – мужеством и неукротимостью духа. Возвращаясь в Рим в возрасте почти 70 лет, он уже обдумывал создание новой лиги, которую возглавит он сам и в которую войдут Венеция, Испания, Англия и по возможности Священная Римская империя; эти объединенные войска раз и навсегда прогонят французов с Апеннинского полуострова. В первых числах июля начались переговоры.

Серьезных проблем не возникло. Фердинанд II уже получил от Камбрейской лиги все, на что мог рассчитывать, и не желал дальнейшего укрепления положения французов в Италии. В Англии зять Фердинанда Генрих VIII охотно согласился отвлечь его соперника на севере, пока союзники занимались тем же самым на юге, хотя, принимая предложения папы, он был вынужден указать ему на то, что было бы лучше, если бы их передавал не явный двойной агент (которого, похоже, рекомендовал покойный кардинал Алидози), регулярно сообщавший обо всех событиях королю Людовику XII. Венеция, которая на протяжении переговоров усердно и в целом успешно противостояла нападениям французов на Венето и Фриули, большего и не желала. Максимилиан I, как обычно, колебался, но даже без него новая лига имела все