Шрифт:
Закладка:
Старейшина и вся его компания – помощник, жрец, полдюжины сыновей, зятьёв и племянников – были в сборе, причём штаны господина местного «мэра», если б он их носил, имели все шансы стать мокрыми. Капитан это заметил и налетел на струсившего пройдоху, как лев на антилопу. Былой снисходительной вежливости не осталось и в помине, Пайе не спрашивал – он обвинял: гаррахи врали, вводили в заблуждение, подделывали следы, то есть препятствовали действиям колониальных властей. И ещё стреляли. По легионерам.
Тут старейшина дёрнулся и подал голос. Ещё бы, стрелять по кокатрисам – это может кончиться плохо, очень плохо и для деревни, и для собственной коричневой шкуры. «Мэр» затараторил с таким надрывом, что Дюфур не разбирал даже знакомых слов; Кайфáх, кабил-переводчик, и тот едва справлялся с хлынувшим на него ливнем жалоб и оправданий.
Какие выстрелы? Помилуйте! Ничего подобного никто из жителей деревни и в мыслях не держал. Они мирные люди, живут под защитой Легиона, ни с кем не воюют, ну какая тут стрельба? Из чего?! Это все разбойники! Они хитры, коварны, им покровительствуют злые духи…
– Стой, – вцепился в последние слова капитан. – Откуда известно, что хитры и коварны? Что, приходилось дело иметь? Почему в прошлый раз об этом ни слова не сказал? Ну-ка, давай рассказывай всё!
Кайфах не успел перевести, а старейшина уже прижал руки к груди и понёс что-то о шайке, которую никто из живых не видел, но все знают – она есть, её главарь – изверг, он не знает жалости ни к кому, ля-ля, ля-ля, ля-ля…
Поль слушал и закипал: ах ты ж тварь лживая! Люди чуть себе шеи не посворачивали, когда пытались перехватить этих мифических «аргатов», а им то тряпочку, то плевки из жвачки подсовывали… Как ослу морковку на палке. А они ещё, как дураки, радовались, что следы ведут не в эти чёртовы джунгли.
Пайе байки про страшного Тубана тоже надоели. Рыкнув на прощанье: «Всех под замок!», капитан выскочил из резиденции «мэра».
– Что-то не то, вот чую, и всё! – бросил он неотвязному Полю. – Чтобы так всех запугать, надо столько натворить, что до нас бы не отдельные слухи докатились, а целый эпос.
– Он хоть как-то объясняет, почему про такого душегуба не вспоминали до последней весны?
– Раньше, дескать, шайка бесчинствовала у самого Хабаша, а это далеко. И они сами тут мало знают, но очень, очень боятся, ведь если что, Легион не успеет, всех вырежут. Вот и молчали, надеялись, что господин капитан и его люди и так, по следам, найдут шайку и перебьют.
– Я правильно понял, что он ни в чём не признался?
– В том, что нам дурили голову здешние, нет.
– Куда сейчас?
– В миссию. Может, хоть от святого отца толк будет.
* * *
В маленьком очень чистом дворе было полно цветов и вьющихся растений. Тоже маленький и чистенький монах снял садовые перчатки и плетёную шляпу и приветливо улыбнулся. Он очень много знал о цветах и куда меньше о том, что творится за стенами его миссии. Выслушав про связавшихся со злыми духами разбойников, главарь которых то ли воскрес, то ли украл имя и силу мёртвого злодея, миссионер скривился, но безобидность своих здешних подопечных подтвердил и то, что они очень, ну очень сильно напуганы, признал. Кем и чем? Разъярёнными кокатрисами или чем-то другим? Любитель цветов пожевал губами и объяснил, что о возвращении отряда в деревне не говорили, но две недели назад приходила женщина и просила бога сильных людей перевести через мост Мёртвых её мужа-охотника, пропавшего в саванне вместе с двумя другими мужчинами. По словам женщины, вдовой её сделал Тубан.
– Если она вообще вдова, – усомнился Дюфур. – Пропавшие могли идти впереди нас и развешивать на кустиках лоскутья.
– Могли, – согласился капитан. – Но теперь впереди нас никто не побежит.
Деревню обложили, как вражескую крепость, привлекли в помощь миссионера и принялись перетряхивать всё и вся. Вечер, ночь и следующее утро были убиты впустую – ничего подозрительного раскопать не удалось, и никто из гаррахов ни сказал ничего, за что можно было зацепиться. Трясущиеся от ужаса туземцы, как молитву, повторяли одно и то же: пришёл Тубан, пришла беда. Те, кто видел аргата, мертвы. Те, кто видел его людей, мертвы. Разбойники убивают всех. Почему? Потому что аргаты. Ходят через перевал Духов, духи убивают, и они тоже убивают…
Повторяли рыбаки, охотники, старики, дети – все, и все боялись, это бросалось в глаза.
– Странная история, – в конце концов засомневался и Поль. – Не могут же они сами верить в своё враньё, а они верят.
– Зато я не верю, что счастливые обладатели двухсот с лишним тысяч золотом останутся любоваться этим богатством в саванне, – отрезал Пайе. – И ещё я не верю, что гаррахи способны такое провернуть сами, хотя на побегушках быть и могут. Хабашиты с аксумитами за Реку не заходят. Я уже о своих подумывал, только все, кто уцелел, – в Алможеде.
– Тогда остаются черти, – хмыкнул журналист. – Но доктор запишет нас в мракобесы.
– Сначала вывернем наизнанку царька. Он первым навёл нас на «следы», возможно, с самого начала был заодно с грабителями.
– Я как-то не понял, что он вообще собой представляет? На первый взгляд ни рыба ни мясо, но посох у него роскошный – хоть сейчас в Оперу.
– Род их всегда тут верховодил, вот и таскает символ власти; странная штука, даже вы обратили внимание. Надо думать, осталась от каких-то древних царей. Гаррахи ж не всегда таким несчастьем были, города строили не хуже аксумитов, а нынешний заправила себе на уме, на хабашитов поглядывает. Мы местными делишками особо не интересуемся, а Хабаш с колбасниками не так уж и далеко. Если бы конвой пропал здесь, я бы знал, кого трясти.
– Так больше всё равно некого. Конечно, не моё дело, но здешнего «мэра» я бы тоже без присмотра не оставлял, охотники-то пропали.
– Почтенный старейшина отправится с нами. Соберём всех вместе и посмотрим. Святой отец тоже не помешает.
– Как бы цветы без него не
