мешали мальчишки-мойщики. Дождь, ситом сеявшийся с неба, смешивался с грязью на асфальте и залеплял лобовое стёкло. И под светофорами мойщики с тряпками накидывались на дорогую «иномарку» и принимались интенсивно тереть лобовое стекло, ещё больше ухудшая видимость.

– А ну марш отседа! – привычно покрикивал на пацанов водитель. – А ты ещё тут!.. Леший! – рявкнул вдруг он, повернувшись вправо. Наталья удивленно подняла головку и невольно отшатнулась.

– О господи! – вырвалось у неё.

Через боковое стекло на неё в упор глядел урод. С носом, будто прилепленным к правой щеке, со скошенной на сторону челюстью, с сивыми нечесаными волосьями и безумными, навыкате глазами.

Урод улыбнулся заискивающе, распахнув беззубый рот.

– Помоги, добрая душа! – прошепелявил он. Растёкся в трогательной, детской улыбке. Чем-то эта нелепая улыбка защемила Наталью. Не веря себе, скосилась.

Загорелся зелёный свет. Водитель надавил на газ.

– Тормоз! – гаркнула Гаух. От неожиданности шофёр резко тормознул и съежился, ожидая удара по бамперу. По счастью, ДТП не случилось, но сзади всё гудело и негодовало.

– Не упусти его! – приказала Наталья охраннику. Охранник тотчас выскочил из машины и прямо меж машин ринулся за удаляющимся уродцем. Тот шёл, согнувшись вперёд, подволакивая ногу. «Мерседес» потихоньку съехал к обочине.

Охранник меж тем догнал бродягу и удерживал его за руку. Урод оказался неожиданно высок и строен. Так что изуродованная голова казалась приставленной с другого тела. Наталья вышла из машины. Подрагивая, подошла. Ещё раз вгляделась.

– Ты не помнишь меня? – спросила она.

– Добрая душа, – повторил бродяга.

– Совсем, совсем не помнишь? – попросила Наталья умоляюще, уже без надежды.

Бродяга ощерился всей беззубой пастью.

Наталья постучала себя пальцем в грудь.

– Я – На-та-лья, – произнесла она по складам. – Туська! – поправилась она.

– Туська! – повторил бродяга. В глазах проскочила искра. И вновь угасла.

Подошли остальные.

– А ты вспомнил? – требовательно обратилась она к брату.

– Откуда? – Ивашку брезгливо передёрнуло.

– Расспроси всё о нём, – предложила Наталья охраннику. Сама встала рядом.

Увы! На все вопросы бродяга лишь добро улыбался во всю щербатую пасть и кивал.

Охранник озадаченно повёл шеей, ткнул в зазубренный шрам на затылке.

– Здорово его, видать, приложили. На всю голову память отшибли.

Подозвали мальчишек-мойщиков.

– Кто он?

– Дурачок, – ответили те.

Появился чуть ли не год назад, откуда, неизвестно. Документов нет. Как зовут, не помнит. Живёт при церкви неподалёку, прибирается, за что его кормят.

Наталью проводили в церковь, где безумца приветили и, кажется, полюбили. Но, увы, ни священник, ни служки ничего больше узнать о нём не смогли.

– Я забираю его с собой! Буду лечить, – объявила Наталья. Зачерпнула из сумочки пачку денег: – Это на службы за его здоровье!

– Поедешь со мной?! – спросила она бродягу. – Я тебя не обижу.

– Туська! – ответил безумец.

Подбежал секретарь, постукивая по часам:

– Наташа! Уж пятнадцать минут как опаздываем!..

– Найди адрес ближайшей нейроклиники, – распорядилась Гаух.

– Так контракт! – залепетал секретарь. – Год согласовывали.

– В клинику! – повторила она – непререкаемо.

Секретарь, понурившись, отошёл, – в этом контракте у него был личный интерес. Втайне от руководительницы договорился о пяти процентах отката.

По дороге заскочили в бистро, сделали заказ. Наталья придержала официанта.

– Только чтоб сырники со сметаной, – уточнила она.

– Сыр-ни-ки! – повторил безумец. Потянул носом. – Тётя Тамарочка!

– Глянькось, уже кого-то вспоминает, – усмехнулся охранник. – При таких темпах лечение скоренько пойдёт.

В офис к «Благородным донам» подъехала делегация с «Химволокно». Главный механик Беленов, новый главный инженер, главный технолог, главный энергетик, руководители производств. Комбинатовская головка. Почти сплошь – прежние земцы. Не было лишь директора – Горошко. Расселись, отдуваясь и переглядываясь. Секретарши, как положено, разнесли кофе. Принялись попивать.

Догадаться, с чем приехали, было нетрудно. Подобно прочим промышленным предприятиям, залихорадило и недавнего флагмана советской химической индустрии. Отделы сбыта и снабжения, не вылезая из командировок, мотались по стране в поисках покупателей.

Но прежняя продукция интереса не вызывала, а у тех, у кого интерес оставался, исчезли деньги. Иссякли они и у «Химволокно». Осели оборотные средства в кооперативах-посредниках.

Подоспело время приватизации. Надо было решить, как и по какой модели провести акционирование. Показалось, что это удачный повод избавиться от лишнего балласта.

Подобно тому, как угодившая в капкан лиса отгрызает собственную лапу, было принято решение избавиться от всего, что требует расходов, или балансирует на грани выживания, – от социалки, от убыточных производств. «Химволокно» расчленили на несколько самостоятельных юридических лиц. Всё самое ценное, сулящее прибыль, было оставлено за материнской компанией.

Это, впрочем, не помогло. Ни производство полипропелена, ни цех АРМОСа, на которые возлагались главные надежды, так и не были завершены. Не хватало средств не только на запуск новой продукции, но уже и на зарплаты. Начались аккуратные увольнения.

Светка глядела на непрошенных гостей откровенно враждебно. Терпения у неё хватило на несколько минут.

– И чего надо? – вопросила она – непиететно. – Кофе припёрлись на халяву попить? На комбинате, поди, уж и на кофе нет?

Оказавшийся тут же Клыш усмехнулся, – Светка то и дело хлестала наотмашь и частенько попадала в глаз.

Все смутились. Больше всех смутился Оська.

Поднялся главный механик Виталик Беленов – давнишний Оськин приятель.

– Мы тут посоветовались, – он сделал округлое движение, и все шеи закачались в знак подтверждения. – Есть мнение… В общем, Осип, возвращайся гендиректором. Надо спасать комбинат.

– И Горошко согласен? – вмешался Клыш. Ожили, зашумели.

– А чего ему остаётся? – подал голос главный технолог. – Расфукал что можно. Вот глянь, чего обнаружили.

Оське протянули копию договора на поставку в Италию целлюлозы по 3(три) доллара. Подписан договор был генеральным директором Горошко.

– Это при себестоимости порядка шести! – наседал главный технолог. – И как после этого комбинату не вылететь в трубу?! А этот, как с гуся вода, всё по загранкам… Да и сейчас в загранке… Хватит с него и замом главного инженера. Это если ещё ты, Осип, сам захочешь его оставить. А нет, так проголосуем и…

Башлыкова уж сами отсекли. В общем, ждём твоего слова!

Потоптавшись, вышли.

– Ишь ты, – расфукал! – передразнила Светка. – А сами вроде не при делах! Каждый в три глотки хапал, а теперь нате – расфукал!

Она пригляделась к задумавшемуся мужу, разгорячилась.

– Они что к тебе, как к специалисту на поклон пришли? Черта с два. Знают, что при деньгах. Свои прожрали. Теперь твоим пришли кланяться. Протянешь руку – и слямзят. И опять – не при делах. Нищеброды! И думать нечего. Давай прямо сейчас перезвоню…

Светка потянулась к телефону.

– Понимаете, ребята, – Оська почесал свою копну. Уже не огненную, как прежде, а будто подпалённую. – Комбинат – это ведь не их личное. Это – Комков, дядя Толечка. Да и сейчас тысячи рабочих. Им-то куда? Я тут прикинул… – он потянулся к верхнему ящику, выудил тисненную золотом папку – «Делегату съезда работников химической промышленности», раскрыл.

– Ох дурак! – прошелестела Светка. Гранечка заискивающе хихикнул.

– По цеху полипропелена осталось не так много. Есть смысл переключиться на Германию. Совсем другое качество и разумная цена. Насчёт Армоса тоже реально, хоть и придётся повозиться. Новая котельная, воздушная, холодильная, азотная станции плюс подкупить оборудование для арамидного цеха. Со всеми сопутствующими