Приподнимая бедра над кроватью, я вращаюсь на нем, поддаваясь слепому удовольствию, которое приходит от стимуляции и трения его члена о каждый дюйм моей стенки. Он падает вперед, его руки опускаются по обе стороны от меня. Я поворачиваю голову в сторону, чтобы поцеловать его предплечье, и он поджимает губы, зажмурив глаза. Мои ногти усердно впиваются в его спину, разрывая покрытую чернилами кожу. Мышцы под моими кончиками пальцев танцуют.

— Так хорошо, — звучно стонет он мне на ухо, глядя на меня сверху вниз пьянящими глазами. — Всегда заставляешь меня чувствовать себя так хорошо.

У меня нет шанса полностью осознать то, что он сказал, преисполниться гордости за свое достижение, когда он начинает правильно входить в меня, предлагая томный, но резкий ритм, который нарастает. Внезапное движение подбрасывает меня вверх по кровати, и моя голова ударяется о спинку кровати. В том, как он скользит внутри меня, есть абсолютная легкость, и каждый раз, когда он достигает дна, он задерживается на секунду и остается еще на некоторое время. Его бедра кружат, задевая и натыкаясь на каждый дюйм моего тела, в то время как мои соски вырисовывают свой собственный маленький узор на его груди. Снова и снова он делает это, лишая меня возможности дышать каждый раз, когда он выскальзывает и ныряет обратно.

Наклонив голову, он склоняется к моим грудям, проводя по ним влажными губами и захватывая сосок, когда он трахает меня как следует, и они покачиваются в его восприимчивом рту. Он рисует на них любовные послания кончиком языка и царапает зубами нежную кожу, когда я отказываюсь от своих планов лечь ему на спину и сжимаю его задницу, призывая погрузиться глубже, как будто он уже не натыкается на скрытую нишу, которая открывает все удовольствия, которые может предложить вселенная.

Но потом мы становимся ближе. Действительно близко. Биение его члена синхронизируется с моей пульсацией, и он истекает внутри меня, из меня, стекая по моей заднице на кровать. И именно на этом рубеже динамика между нами меняется, и игривое доминирование, которое он утверждал, становится собственническим и настойчивым, касаясь того места, где мы соединены.

— Эта киска моя? — хрипит Отис.

Моя реакция инстинктивна. В любой другой день я бы не одобрила его демонстрацию явной одержимости, но сегодня я хочу быть одержимой им. И он хочет обладать мной.

— Да.

Он удивляется. Яростное движение прекращается. Он неподвижно остается внутри меня, прижимая мои бедра к земле, когда я пытаюсь возобновить наше совокупление. Непрозрачное облако возбуждения вокруг нас начинает рассеиваться, и в его постепенном растворении проявляется новое понимание того, кем мы являемся друг для друга. Это настраивает меня на нужный лад. В его глазах я — чудо, а в моих он — благословение.

— Ты моя?

— Да.

— Громче.

— Пожалуйста, — повторяю я, растягивая слово.

Он хватает меня за лицо, щиплет за щеки одной рукой, заставляя мои глаза резко открыться. Он отстраняется от меня, и я чувствую его тяжесть на внутренней стороне моего бедра. Пустота невыносима. Я извиваюсь, отчаянно пытаясь заполнить ту пустую пропасть, с которой он меня оставил.

— Я сказал громче, — сладко шепчет он, но в его глазах мелькает маниакальная одержимость. — Я хочу услышать, как ты кричишь, кому ты принадлежишь. — Он хватает свой член и прижимает его к моему входу, толкаясь внутрь, но недостаточно, чтобы насытить меня. Хватка на моем лице усиливается. — Кричи громче, и если ты остановишься, я тоже остановлюсь. Поняла?

Я выдыхаю в знак покорности.

— Да.

Его грозное, сильное тело, возвышающееся надо мной, дрожит. Он отдал мне себя, и теперь он хочет, чтобы я отдалась ему. И даже если он знает, что я хочу его, ему нужно подтвердить это, поверить в это и слышать это снова и снова, пока последние сомнения в его сознании не рассеются.

— Тогда скажи мне, дорогая, — приказывает он, готовый вознаградить меня погружением своего члена. — Скажи мне, кому ты принадлежишь.

— Тебе, — говорю я на обычной громкости, громче, чем все предыдущие шепоты. Я опустошаю его своей честностью, и он одобряет это крушение. Он проникает глубоко внутрь, и я цепляюсь за него, уверенная, что он никогда не сможет уйти.

Он продолжает эту линию допроса еще некоторое время. Он отстраняется и спрашивает, и я говорю ему «ты, ты, ты» еще до того, как он заканчивает говорить, потому что мне нужно больше трения, больше тепла, больше его.

Это продолжается до тех пор, пока я не превращаюсь в месиво, мои ответы становятся хриплыми по мере того, как огонь в моем животе распространяется. Он просунул палец мне между ног и играет со мной, настраивая мой клитор на частоту, знакомую только ему, разжигая искры во мне. И все же ему этого недостаточно.

— Громче, — его рука оставляет меня и направляется к изгибу моего плеча, нежно лаская дорожку вверх по моей шее, его большой палец нажимает на мою яремную вену, находя там эрогенные точки. — Мне нужно, чтобы ты кричала громче, — наконец-то он у моего рта, его большой палец проводит по моей нижней губе, пока он не втягивает ее внутрь. Я посасываю, пробуя себя на вкус, когда провожу по нему языком. Он позволяет себе эти ужимки на мгновение, прежде чем разжать мне челюсти.

— Пожалуйста.

Я сдаюсь, его преданность лишила меня последней капли сопротивления. Собрав всю силу, на которую я способна, я напрягаю свои голосовые связки и становлюсь громче, настолько громко, что комнате никогда не дают ни минуты передышки от моих криков добровольного подчинения, слова расплываются в глухом эхе.

Но потом этого становится слишком много, и я не могу ни говорить, ни двигаться. Все, что я могу сделать, это отдаться чувству, которое он вызывает. Предвкушение расцветает в каждой клеточке моего тела, когда его бедра описывают быстрые круги, призванные ускорить мое погружение в умопомрачительное блаженство.

— Еще раз, — умоляет он, его прерывистое дыхание обдает меня волнами. — Крикни для меня еще раз, и я дам тебе это. — Он целует меня в подбородок. Теперь это он умоляет, его командование рушится, выдавая его отчаяние. — Я дам тебе все, что ты захочешь. Просто крикни еще раз. Для меня. — Он делает паузу и пристально смотрит мне в глаза. — Кому ты принадлежишь?

Мое самообладание висит на волоске, и все же я могу всхлипнуть:

— Тебе. Я принадлежу тебе.

Как он