такого случая еще не представлялось. При помощи шести-семи дивизий мы могли нанести удар Италии, но для запада таких сил было недостаточно. Я теперь оставил всякую мысль о наступлении в Италии или Македонии. Дело шло единственно о том, чтобы сосредоточить достаточные силы для наступления на западе.

Для этого требовались мощные боевые средства и сильные войска, которые, как и их начальники, получили бы соответствующую подготовку для наступления. Если имелась возможность этого своевременно достигнуть, то мы не только могли, но должны были наступать. Наступление является сильнейшей формой борьбы, и оно одно может дать решение. Каждая страница военной истории подтверждает это. Наступление является эмблемой превосходства над противником. Выжидание в данном случае только принесло бы пользу неприятелю, который уверенно мог рассчитывать на подкрепления.

Я ясно себе представлял, что предстоящее на западе наступление должно было явиться одной из труднейших операций мировой истории, и я из этого не делал тайны. Германский народ также должен был все принести в жертву. Чем большие потери в людях были связаны с наступлением, тем сильнее должно было быть стремление к победе и тем мощнее должно было работать правительство на войну. Как в свое время для сражения под Танненбергом, так и теперь верховное командование должно было сосредоточить для решительного боя все, без чего как-нибудь можно было обойтись на других театрах войны. Мы не могли быть достаточно сильны. Но с другой стороны, не надо было забывать, что все европейские фронты находились в тесной связи друг с другом. Неудача в Италии, Македонии или на востоке могла бы затормозить нашу операцию на западе.

В оставлении германских войск на Итальянском фронте надобности не было, и к концу года началась их перевозка оттуда. Мы сохранили в оккупированной части Италии лишь военно-экономические интересы; территория перешла в административное ведение австро-венгерской армии. С Румыно-русского фронта, несмотря на возражения болгар, мы перебросили болгарские войска в Македонию, чтобы освободить оттуда несколько германских частей.

Переброска войск из Галиции и Буковины во Францию и Бельгию уже началась в широком масштабе; было настоятельно необходимо спешно решить, какие войска подлежат переброске с Балканского полуострова и с Восточного фронта. Но предварительно нам необходимо было выяснить, во что выльются наши отношения с Россией и Румынией и какую позицию займет большевизм по отношению к Антанте и четверному союзу, не только как воюющая, но и как революционная держава. Мы должны были заблаговременно разобраться в обстановке; нам предстояли еще обширные переброски войск. Учитывая американскую опасность, нам следовало возможно раньше нанести удар на западе. Сильно подвинувшаяся подготовка армий к наступательным действиям позволяла наметить начало его на середину марта. В это время лошади уже могли найти в поле какой-нибудь подножный корм. При нашем недостатке в фураже об этом также надо было подумать.

Если в Брест-Литовске все пройдет гладко и там удастся прийти к благополучному результату, то надо было ожидать, что к этому времени на западе войска будут готовы начать с успехом наступление. Промедление не могло бы быть оправданно. Без пояснений понятно, с каким напряжением мы следили за мирными переговорами.

II

Мирные переговоры в Брест-Литовске начались 22 декабря 1917 года.

Так как мировая война продолжалась, то ход их должен был оказать большое влияние на военные решения. В конце концов вопрос сводился к тому, будут ли эти переговоры вестись так, чтобы мы могли перейти в наступление и успешно закончить эту титаническую борьбу, чтобы избежать печальной судьбы побежденных.

Для будущего Германии было очень важно, чтобы разрешение восточного вопроса отвечало интересам Германии и Пруссии и по возможности ограничивало польскую опасность. Принятые 18 декабря в Крейцнахе решения, может быть, являлись новым добавочным аргументом.

На лиц, взявших на себя ведение переговоров, ложилась исключительно тяжкая ответственность. Она нисколько не облегчалась настроением на родине, создавшимся под влиянием неприятельской пропаганды, которой не противодействовало сильное и стремящееся к ясно осознанной цели правительство. Из опасения возбудить недовольство противника и тем самым затруднить мир правительство, совершенно игнорируя неприятельскую волю к победе, подходило с отрицательной критикой ко всякой реальной деятельности, не считаясь с тем, что оно этим приносило вред интересам отечества и ведению войны, а следовательно и возможности заключить конечный мир.

Германским уполномоченным в Брест-Литовске был назначен статс-секретарь фон Кюльман; ему был подчинен особый представитель верховного командования генерал Гофман. Австро-Венгрия командировала графа Чернина. Остальные государства четверного союза также прислали своих представителей. Статс-секретарь фон Кюльман отказался от председательства, и оно чередовалось между представителями четверного союза.

Уполномоченные России были во всех отношениях признаны равноправными и сразу сделали несколько предложений.

25 декабря граф Чернин от имени четверного союза выразил согласие на предложенный русскими мир без насильственных аннексий и уплаты военных убытков.

На этих основаниях государствам Антанты также было предложено принять участие в общих мирных переговорах, причем им был предоставлен срок до 10 часов вечера 4 января.

Руководящий дипломат четверного союза граф Чернин разъясняет ныне, что если бы Антанта в то время выразила готовность на заключение общего мира, то принцип «без аннексий» был бы осуществлен полностью.

Право самоопределения народов получило неясное и не отвечающее германским интересам толкование.

Вместо простых и определенных требований был выставлен целый ряд точек зрения, требовавших продолжительного обсуждения. Приглашение Антанты также могло вызвать лишь задержку, так как не имело никаких шансов быть принятым. Все это не соответствовало постановлениям, принятым 18 декабря в совещании под председательством его величества. Наше будущее на востоке было поставлено под сомнение. Теперь уже нельзя было предвидеть, как будут держаться латыши; невероятно возросла опасность, что Литва и Белоруссия ускользнут к Польше; последнее, в общем, довольно хорошо отвечало интересам Австро-Венгрии. О необходимости военного обеспечения границ совершенно не думали. Я говорил с генералом Гофманом и выразил ему сожаление, что переговоры приняли такой оборот. Но он мне совершенно резонно ответил, что он предполагал, что именно так все и было решено 18 декабря в Крейцнахе. Тогда я ему разъяснил, что мы никоим образом об этом осведомлены не были, и поручил ему, уже по установлении четырнадцатидневного срока, настоять, чтобы статс-секретарь фон Кюльман по меньшей мере обеспечил наши планы относительно Курляндии и Литвы и сохранил за нами возможность присоединения оборонительной полосы от Польши в соответствии с существовавшими до сих пор, на основании указаний его величества и соглашений с имперским канцлером,