Шрифт:
Закладка:
Она хотела, чтобы я отправилась в тюрьму. Она была счастлива, что я не буду частью ее новой семьи. Я не хотела толкать ее. Но неожиданно она оказалась у меня под ногами. Посудомоечная машина была открыта, и мачеха упала боком, задев торчащим животом самый угол. Раздался невыносимый треск. Она перекатилась на спину. В промежности на ее бежевых штанах для беременных растеклось красное пятно.
Я пытаюсь сосредоточиться на дыхании. Вдох, выдох. Не останавливаться. Вдох, выдох. Просто продолжать дышать, и все будет в порядке. Я смотрю вокруг, контуры становятся более отчетливыми. Голова начинает мерзнуть в том месте, где соприкасается с полом. Я чувствую запах лимонного чистящего средства для полов и дым; запах дыма усиливается. Передо мной по полу стелются молочные клубы дыма.
Я заставляю себя подняться, прогоняя только что увиденные образы. Просто фокусируюсь на дыхании. Вдох, выдох. Дым идет из постирочной комнаты. Я прижимаюсь к стене и, пошатываясь, продвигаюсь в сторону дверного проема. На звук стиральной машины, вращающей мой халат. Сначала я ничего не могу там разглядеть. Тонкие струйки дыма поднимаются из-под двери, соединяющейся с гаражом.
В тишине я слышу голос матери. Она говорит, потом умолкает и снова продолжает. Как будто в доме есть кто-то еще, но я не слышу другого голоса. Я со всей силы прикусываю губу. Боль пронзает меня, перебивая тошноту. Уставясь себе на ноги, я подхожу к отцу. Я не смотрю на его лицо; не раздумываю, не сомневаюсь. Я вырываю ружье у него из рук. И ощущаю теплую кровь у себя на ладони. Изо рта против воли вырывается рыдание, но я подавляю чувства и смотрю на ружье. Я никогда не держала в руках оружия. Один его край отпилен неровно; наверное, отец сам его сделал. На мгновение я представляю, как он в своем сером офисном костюме выпиливает обрез.
Прислушиваясь, я иду в сторону кухни.
— Все в порядке, милый. Не волнуйся.
Пауза.
— Да, я останусь здесь.
Пауза. Мне кажется, я слышу что-то тихое, едва различимое.
— Да. Конечно.
Я подхожу ближе. Я действительно что-то слышу. Другой голос. Мужской голос говорит мягким низким шепотом. Я делаю шаг в кухню. Мама стоит там одна, опустив руки в мойку.
— Мама?
Она оборачивается и улыбается. Она даже не смотрит на ружье у меня под мышкой.
— Да, милая?
— Кто здесь?
— О чем ты?
— Только что. Я слышала чей-то голос. Здесь кто-то еще.
— Не будь глупенькой, дорогая. Они всегда здесь.
— Кто?
— Твои братья.
Что-то тяжелое бьет меня в затылок. Ослепленная болью, я падаю на пол.
— Эй, это была моя очередь!
— Я просто хотел отыграться за прошлый раз.
— Ага, только тебе понадобилось десять лет.
Вокруг меня гудят голоса братьев. Я не могу их различить. Они звучат одинаково, как будто кто-то разговаривает сам с собой. Пытаюсь открыть глаза — оказывается, они уже открыты. Но я ничего не вижу. Только расплывчатые очертания, двигающиеся в молочной белизне.
— Заткнись!
— Нет, это ты заткнись!
— Не ссорьтесь, мальчики. — Спокойный голос мамы.
— Где отец?
— Он спит.
— Снова пьяный, да?
Шарканье ног. В горле у меня жжет, но я не могу кашлянуть. Чувствую, как из-под мышки у меня вынули ружье.
— Бекки, Бекки, откуда у тебя это?
— Мы не жалуемся, Бекки. Мы впечатлены. Уходит маленькая девочка Бекки, а возвращается солдат Джейн.
Оба смеются. Потом один подходит ближе, я чувствую его тепло.
— О, я так скучаю по Молли, — говорит один из близнецов — думаю, Эндрю — высоким девчачьим голосом. Он близко, совсем рядом со мной. — Зачем тебе понадобилось угрожать нам, Бек?
— Ты рассказала что-нибудь Винсу?
— Если рассказала, то мы убьем тебя!
— Разве мы не собираемся и так ее убить?
— Заткнись! Ей не нужно этого знать.
Я чувствую, как нога поддевает мою голову, приподнимая подбородок.
— Так что ты ему сказала?
Я не могу говорить. Я хочу, но не могу.
— Скажи нам! — Пинок в бок и снова глубокая сильная боль.
— О, пожалуйста, мальчики. Пожалуйста, оставьте ее в покое! — говорит мама.
Молчание.
— Что мы тебе сказали, мама?
Молчание.
— Какое правило?
— Не перечить, — отвечает она.
— Правильно. — Я слышу, как он ухмыляется.
— Так что ты скажешь, если кто-нибудь спросит?
— Мальчики тут ни при чем. — Ее голос понижается, в нем звучит боль, когда повторяет заученные наизусть фразы: — Они уже зарегистрировались на рейсы. Это, должно быть, моя дочь. Она психически больная.
— Молодец, мама.
— Давайте выбираться отсюда. — Один из них кашляет.
— Ты останешься здесь, — обращается ко мне другой. Затем я слышу, как задняя дверь открывается и хлопает, и они перепрыгивают через забор. Потом наступает тишина. Глубокая, мертвая тишина. Белая пелена становится гуще, и я чувствую, что снова теряю сознание.
Пелена начинает тускнеть, и я не сопротивляюсь темноте. Вместе с ней я погружаюсь в забвение.
24
2014 год
Я в снегу со своим отцом. Мы сидим на кресельном подъемнике и плывем сквозь белую пелену. Мне страшно. Он кладет руку мне на плечо, и я зарываюсь в его парку. С ним я в безопасности. Скоро мы вернемся в свою кабинку и будем пить горячий шоколад. У меня щиплет глаза и нос, но не от кусачего мороза. Нет. Они горят. Белая пелена шевелится и смещается вокруг меня; образуя клубящиеся снежные облака. На белом фоне движется какая-то тень. Что-то холодное касается моего лица. Подъемник везет меня вперед, и я скольжу сквозь пелену.
Едкий дым заполняет мне ноздри и горло. Я кашляю, пытаясь избавиться от золы. Кашель превращается в сухие рвотные позывы.
— Не вздумай наблевать.
Я оглядываюсь по сторонам. Понимаю, что лежу на заднем сиденье в движущейся машине. Пытаюсь поднять голову, чтобы посмотреть, кто за рулем, но боль в затылке невыносимая.
— Ты как, нормально? — Это голос Лиззи.
— Нет. Что случилось? — хриплю я и захожусь в очередном приступе кашля.
Она ждет, пока я перестану кашлять. Потом отвечает:
— Из твоего сообщения я поняла: что-то не так. Звонила тебе, но твой телефон умер, и я решила выяснить, что, черт возьми, происходит. Мы приехали с Джеком, но застряли на посту, споря с полицейским. Он не пропускал нас к дому. Тогда Джек выскочил из машины и
