Шрифт:
Закладка:
Я совершенно уверен, что Она будет тебе отличной женой и что Она очаровательна, мила и образованна. Я не мог бы Тебе пожелать лучшего, когда говорю, что надеюсь, вы вдвоем будете так же счастливы вместе, как мы с Мэй. Я также очень рад, что Ваша помолвка совершилась в Кобурге, и знаю, что для бабушки было бы величайшим удовольствием присутствовать при этом счастливом событии; она очень любит Аликс и всегда говорила мне, как она надеялась, что когда-нибудь Она выйдет за Тебя.
Представь себе, вот уже почти год, как Ты был здесь. Интересно, когда мы встретимся снова, очень надеюсь, что скоро… Полагаю. Теперь ты несколько дней не вернешься в Петербург. Что будет делать Аликс? Не буду теперь Тебе более надоедать, кроме как еще новыми добрыми пожеланиями и, пожалуйста, передай привет всем многочисленным родственникам. Благослови тебя Бог, дорогой Ники. Навеки Твой любящий кузен Джорджи».
В отличие от Ники у Алисы Ее кузен вызывал куда меньше симпатии. Она его знала с детства, они практически выросли вместе при Дворе Королевы Виктории. По ее представлениям это был довольно пустой человек, интересы которого ограничивались гонками на яхтах, скачками и коллекционированием марок. Еще была несимпатична его манера за глаза подтрунивать над бабушкой Королевой Викторией. Аликс считала такое поведение недопустимым.
Принцессу покоробило, когда после Ее помолвки Георг счел себя вправе обсуждать Ее будущую совместную с Ники жизнь и давать неуместные советы. В начале мая 1894 года в письме Николаю она с возмущением писала:
«Забыла вчера сказать, что этот глупый Джорджи говорит, что Я должна настоять на том, чтобы Ты носил высокие каблуки, а сама должна носить совсем низкие. Мэй, по его словам, не хочет менять своих, а он стал носить высокие; в начале было неудобно, а потом их и не замечаешь. Вижу Твое лицо, пока ты это читаешь! Будто рост составляет какую-нибудь разницу, а мужчина на высоких каблуках так смешон, и Я уверена, что Ты никогда этого не сделаешь».
Алиса-Александра и позже не переменила взгляда на кузена Джорджи, хотя прилюдно критически о нем не высказывалась. Он ведь родственник, член Династии. В то же время Ее порой коробили бестактности английского кузена. Например, в конце 1902 года он прислал Ники письмо, где радостью сообщал, что у них родился четвертый сын, и беспардонно добавил: «Я хотел бы, что бы один из них был Твой».
Джорджи знал, что у них родилось четыре дочери, он не мог не знать, что появление сына было заветной мечтой, неизбывным желанием. И при этом позволил себе такой пассаж, так бездушно уколол родительские и монаршие чувства!
Она не сомневалась, что у Георга недостаточно развито чувство меры. Для Александры Федоровны это было признаком не очень хорошего тона. Жена Джорджи Мария, которую все звали Мэй, была под стать супругу: на уме только туалеты и балы. Обескураживала и алчность четы герцогов Йоркских.
Алиса-Александра на всю жизнь запомнила, как у обоих горели глаза, когда летом 1894 года рассматривали подарки ей от Ники. Все перетрогали, переглядели по нескольку раз, попробовали на вес, оценили. Подарки действительно впечатляли: кольцо с розовой жемчужиной, ожерелье из розового жемчуга, браслет-цепочка с крупным изумрудом, бриллиантовая брошь с сапфиром.
Самое сильное впечатление произвел подарок Царя и Царицы – массивное жемчужное ожерелье, сделанное специально к этому случаю известным петербургским ювелиром Фаберже. Джорджи и Мэй, когда узнали, что оно оценивается в 25 тысяч фунтов стерлингов, аж языком зацокали. Целое состояние! «Какая ты счастливая!» – услышала от них Алиса.
Принцесса ничего не ответила, лишь в душе проснулось сочувствие к своим родственникам. Неужели драгоценности могут осчастливить? Радость дарует совсем другое: сознание, что навеки будешь принадлежать любимому человеку.
Николай же Александрович всегда относился к Джоржи с ровной симпатией. Она лишь усилилась после того, как тот весной 1910 года стал Английским Королем под именем Георга V. Теперь главами двух стран являлись люди, питавшие личное расположение друг к другу. Это было залогом улучшения и межгосударственных отношений, о чем Царю сразу же после восшествия на Престол писал и Английский Кузен-Король:
«Мой дражайший Ники! Благодарю от всего сердца за милое письмо; я глубоко тронут тем сочувствием, что Ты проявил ко мне в связи с невосполнимой утратой, которую я и моя любимая Страна понесли со смертью моего самого дорогого Папа́! Ты, увы, тоже прошел через все то, что я переживаю сейчас. Последние три недели были ужасны, сердце у меня почти разрывалось, и в то же время мне приходилось выполнять все мои обязанности, и нести новые ответственности, и встречаться со столькими людьми по устройству последних скорбных церемоний…
Да, мой дражайший Ники, я надеюсь, что мы всегда будет продолжать нашу старую дружбу, Ты знаешь, я неизменен, и я всегда Тебя так любил. Да, в самом деле, я знаю, как с самого начала мой дорогой Отец старался сделать все, что мог, чтобы обе наши Страны были вместе, и Ты можешь быть уверен, что я буду проявлять такой же интерес к России, как и Он. И что я буду стремиться и трудиться, чтобы улучшить те дружеские отношения, что, к счастью, сложились между нашими Странами. И я знаю, что и Ты будешь делать то же самое, и я уверен, что, когда наши два народа будут лучше знать и понимать друг друга, все наши усилия увенчаются успехом…
Надеюсь, дорогой Аликс лучше, пожалуйста, передай Ей от меня горячий привет. Надеюсь, время от времени Ты будешь писать мне, если у Тебя будет нечто особенное сказать мне, если, на Твой взгляд, дела будут обстоять не совсем так, как ты пожелаешь. Мэй передает Тебе горячий привет. В мыслях я постоянно с тобой. Благослови Тебя Бог, мой дорогой старина Ники, и помни, что Ты всегда можешь рассчитывать на меня как на своего друга. Навеки Твой преданный друг Джорджи».
Эта дружба подверглась испытаниям в 1917 году и не выдержала их. Когда Николай II отрекся от Престола и вместе с семьей стал заключенным, то английский кузен вначале хотел приютить Царя и Царицу. Когда же понял, что это сопряжено с политическими осложнениями, что для этого надо идти против влиятельных левых
