Дрентельн переводится из Очакова и, быть может, к нам.

Васинька уехал, как Иоанн на Остров Патмос[916].

Крабб мой имеет успех[917], un succes d'estime[918], как я полагаю.

Купил у Палацци старого серебра.

Пиеса моя «Не всякому слуху верь» имела успех на театре. Я ее видел, актерами недоволен, но поднимать голоса не стоит.

Составляется план великолепный о литературном клубе.

Вчера обедал у Некрасова с новыми весьма интересными лицами: туристом Ковалевским и Л. Н. Толстым[919]. Оба из Севастополя. I like both[920].

— Шахматный клуб[921].

— Приехали Ростопчина и Кильдюшевская.

— Ужин у Гр<игория?> с Преображенскими: m-mes Мердер и Вельяминова.

— Рассказы Арк. Панаева о Крыме. Убитые арапы. Нечувствительность и апатия.

— Статуэтка Торвальдсена.

— Чернокнижный вечер у Марьи Ивановны. Фединька. Саша. Убранство залы. Картины. Гипсы. Блюдечки и вилки. Кильки с головами. Ерыжность. Хорошенькая Олинька.

24 ноября, четверг.

Надо вести записки ежедневно, хотя бы в стиле Погодина[922]. Вчера встал поздно. Работал мало. Был поутру Тургенев. Палацци принес две серебряные кружки и медальон. Обедал дома. Спал, чему мешала топившаяся печь. Потом у Саши до 8 1/2 часов. Потом к Тургеневу. Совещание о юбилее Щепкина![923] Публика огромна. Новые лица — поэт Тютчев, Бенедиктов. Бахметев. Остальные более или менее известны. Корш и «Русский вестник»[924]. Выгоды фуражек. Ермил Костров[925] в приапизме. Гончаров и Никитенко. О вечерах у министра Норова[926].

25 ноября, пятница.

Утром являлась Пашинька и подала письмо с приглашением на бал в субботу. Вечером был у нее, узнал об условиях и плане, а на вечере у Краевского завербовал охотников. Утром не ездил никуда, переводил «Лира», — дело идет медленно и не скажу, чтоб удовлетворительно. Обедал дома, перед обедом была у нас б<аронесса> Вревская. Ей кто-то наговорил об убийствах каких-то в городе, и она трусит до нелепости. Серг. Ф. Арсеньев в Петербурге и здоров, чему я рад очень.

Конец дня у Краевского, где было народу немного. Зотов с женою, скрипач Афанасьев idem[927], Тургенев, Дудышкин, Заблоцкий и другие. Играл в бильярд очень хорошо. Приступлено к проделкам насчет Шахматного клуба[928]. Известие о Марье Александровне Л. Буду у ней во вторник.

Суббота; 26 нояб<ря>.

Сегодня, как кажется, будет день, обильный приключениями — приятными или неприятными, о том поведаю завтра. Сегодни обед у меня и бал у Паши. А вчера день был глупый — визиты, дремота и вечер без пользы. Был утром у Вельяминова, Некрасова, О. И. К<ильдюшевской>. Обедал у брата, дети его хворают. С нами обедал доктор Фома Осипович. Отлично и сладко дремал после обеда. А. П. Евфанов заставил меня потерять вечер, знакомя меня с какой-то стерьвой Марьей Давыдовной и другими непривлекательными особами, Ольгой Федоровной, Прасковьей Петровной и т. д. Как следует хорошему охотнику, я не роптал на неудачу, хотя дома нашел приглашение от графини Ростопчиной, где мне было бы, конечно, веселее.

Воскр<есенье>, 27 нояб<ря>.

Как ни стараюсь я противустать урагану обедов, собраний и вечеров с мотовством — ничего не выходит. Сегодни обед у Краевского и вечер у Плетнева, послезавтра обед у Некрасова, завтра раут у Паши с избранными доннами.

Вчерашний день был чернокнижен, разнообразен и, надо прибавить, — счастлив. Утром получил я письмо от Ливенцова, который здоров и невредим. Потом делал визиты, видел Сатира и Карпова. Узнал насчет бала. Обедали у меня Панаев, Языков, Григорий, Тургенев и Каменский. Все были веселы. Узнал о назначении Дрентельна командиром Литовского полка — вторая радость. К 9 часам съехались приглашенные на дачу Галлер: Толстой (Лев), Краевский, Тург<енев> и Дудышкин. После долгих хлопот с экипажами — выехали. Болтали всю дорогу. Дача недалеко от заставы. Бал весьма хорош. Нас приняли как родных. Лиза, Соня, Авд<отья> Мих<айловна>, Саша Жукова (Марья Петровна приехала под конец). Мои старцы разгулялись, chacun a choisi sa chacune[929]. Тург<енев> врезался в милую польку Надежду Николаевну. Дудыш<кин> в Луизу Ивановну, причем стал похожим на влюбленного медведя. Краевский и Толстой пленены Ал. Ник. Едва мог я их извлечь с бала. Все были довольны. Было много ерыг и хлыщей — Мацнев, Соломка, гусары, кавалергарды. Залы были чисты и вино хорошее. Домой пришел я в 4 часа и долго не мог заснуть.

История с литер<атурным> клубом двинута отлично. 16 человек, в том числе и я, выбраны членами Шахматного клуба.

Понед<ельник>, 28 нояб<ря>.

Вчера спал долго. Не работал почти ничего. Никто не был поутру. В 4 часа выехал из дома, причесывался, покупал перчатки, был у Некрасова и все-таки явился рано. Глупейшая привычка поздно обедать! и как она не подходит ни к нашему климату, ни к нашему образу жизни! Ермил явился первый. Пришли потом сам хозяин, Тургенев и Толстой, Дудышкин и еще кн. Долгорукий, известный тем, что был медиком в Севастополе. Обедали хорошо и пили много. Было весело. Рассказы Долгорукова занимательны, хотя печальны. Севастопольские bon mots[930] просто прелесть. Когда Долгорукий рассказывал, как государь нынешний заплакал, узнав о неустройствах в Крыму и страданиях солдат (по неимению медиков), мы единодушно и восторженно выпили здоровье Александра Николаевича. Дай бог ему долго царствовать и хранить свои теплые чувства, принесшие столько отрады и облегчения всем нам за этот год. Никто более его не имеет шансов быть любимейшим и популярнейшим государем. Война пройдет, говорит поэт, но хлеб и правда вечно нужны! И милосердие, и человечность, и доброта духа, — прибавлю я от себя.

После обеда было пение и музыка. Долгорукий хорошо пел французские и цыганские песни. Он мне нравится, но я еще ему не доверяю — все разнообразно-блистательные люди, каких я знал, оказывались с каким-нибудь грешком. Сол<л>огуб, Булгаков, Самойлов. От души желаю ошибиться. Было уже около 9 и поздно идти к Плетневу, оттого прошел пешком к Марье Львовне. Были Семевские, Луиза Федоровна и т. д. Известие о m-me Граве и Надежде Ивановне, ее сестре. Неизбежное лото, ужин и опять шампанское, — вероятно, по случаю приезда персидского посланника. Отыскался домой во 2 часу, тотчас заснул и крепко спал до 9.

Вторн<ик>, 29 нояб<ря>.

Утро вчерашнего дня провел в работе, но сделал мало. Гончаров не поддается разбору, и статья о «Русских в Японии» идет вяло[931]. Около 2 часов еще мне помешала О. И.