развевавшийся платок с фениксами, ее голос, звучавший в ушах. Еще тогда я дал себе клятву, только не смейся, непременно держать экзамены в университет на факультет китайского языка, чтобы увидеть ее… Так я и стал заниматься литературой. Хотя и раньше ее любил. Но главной причиной была она. Да, многое в жизни зависит от случайностей. Забавно, я тогда даже имени ее не знал! Постепенно ко мне стали возвращаться способности, твердость, энтузиазм. Прежние, давно забытые понятия: упорная учеба, твердость, труд; природа, общество, человек — все это наполняло меня сверхъестественной силой, и уже не нужно было, чтобы ее образ стоял перед глазами и подхлестывал меня. Но он меня по-прежнему не покидал: образ девушки, которая бросила мне, тонущему в трясине, веревку, — она, наверно, этого и предположить не могла. А из глубины сердца прорастало настоящее чувство. Может, это и называется любовью? Как бы то ни было, я мечтал, что однажды смогу с гордостью предстать перед ней и, глядя в ее изумленные глаза, сказать: «Все это благодаря тебе!»

Бум-бум! — вереница тяжело груженных машин с грохотом ворвалась на дорогу, нарушив тишину скверика. В грузовиках гремели, звенели стальные трубы, балки, проволока, рев моторов сотрясал ночной воздух. Проклятье! Когда наконец снова наступила тишина, голоса Цинь Цзяна уже не было слышно.

Да и лица его я не видел из-за густой темной тени деревьев, лишь плотно сжатые губы и холодный блеск глаз.

Я понял, что разбередил его сердечную рану, и со вздохом сказал:

— Понимаю. Ты полюбил ее. А когда встретил в университете, она уже…

Он промолчал.

— Эхе-хе, теперь и на краю света не найти благородства. Выкинь ее из головы. Пройдет время, и тебе станет легче, — убеждал я его.

Он покачал головой.

— Ты не понял.

— Не понял?

— Ничего такого не было. С этим я еще примирился бы. Все гораздо сложнее.

— А что же случилось?

— Вряд ли еще когда-нибудь увижу ее, девушку, с которой встретился на пароходе «Красная звезда».

— Рак?! — вскрикнул я.

Он вздрогнул и мотнул головой. В уголках губ появилась горькая усмешка.

III

— Поступив в университет, я сразу же начал искать ее. Имени я не знал, а расспрашивать стеснялся. Я не пропускал ни одной проходившей мимо студентки. Я не мог ее не узнать. Эти два года она жила в моих мечтах, в моем сердце.

Мы с Цинь Цзяном возвращались в гостиницу. Наши тени на тротуаре, освещенном фонарями, то вырастали до огромных размеров, то становились совсем маленькими. Его голос оставался спокойным, казалось, каждое слово медленно вытекает из самой глубины сердца.

— Ну вы все-таки встретились?

— Почти через месяц. На факультетском вечере в честь тридцать первой годовщины национального праздника. Сначала был концерт, а потом все разделились на группы, били в барабаны, дарили друг другу цветы. Торжественный барабанный бой трогал до глубины души; получив букетик бумажных цветов, каждый, будто его ударяло током, тут же передавал цветы следующему. В зале слышался радостный гомон и смех.

Я знал, что она где-то здесь, среди множества людей, и испытывал необычайный духовный подъем. Ведь в любой момент я мог увидеть ее.

Так оно и случилось. В одной из групп, совсем рядом, раздался шум. Барабан умолк, и из толпы выпорхнула девушка. Это была она! Я сразу ее узнал! Она! Хотя вместо синего комбинезона на ней был костюм из серебристо-серого шелка европейского покроя, все строго и со вкусом. Волосы не заплетены в косы, а распущены и отброшены назад. Она стала еще очаровательней. Не удивительно, что в толпе я не сразу ее узнал. Держится все так же уверенно и непринужденно, не болтает о чем попало с развязными однокурсницами. Все те же пухлые губы, уголки чуть приподняты; она вышла на середину круга, вытащила фант и прочла; за две минуты ей надо было отгадать загадку. Она не отгадала, за что полагался штраф, и пошла к пестрой бамбуковой корзине «искать будущего супруга».

Все снова радостно загалдели. Не знаю, кем была придумана эта игра, ее поторапливали. Неважно, что было написано на бумажке, вытащенной из корзины, — «чжуншаньский волк»[70] или же «У Далан»[71], но проштрафившиеся должны были назвать вслух «будущего супруга». Шутка есть шутка. Но она, закусив губу, блестя глазами, опустила руку в корзину. Забавно, право! Она и понятия не имела, что я еще больше волнуюсь. Сердце подсказывало, что записка, которую она вытащит, каким-то непостижимым образом связана со мной, — и все происходит именно в тот момент, когда я наконец увидел ее.

Итак, она вытянула бумажку. Развернула, стала читать. Сердце у меня бешено заколотилось. Что в записке? Она вспыхнула, встала на цыпочки, словно собралась танцевать. Захлопала в ладоши и воскликнула: «Ой! Как здорово!» Все засмеялись. Стали кричать: «Читай вслух! Что ты так радуешься? Наверняка что-нибудь очень подходящее!» Она залилась краской, топнула ногой: «Да я не в этом смысле! Совсем не в этом смысле!» Все так и прыснули. Кто-то выхватил у нее бумажку. «Красивая внешность, прекрасные манеры, молод, энергичен, блестящие перспективы». Парень, читавший записку, подошел к ней с серьезным видом и, протянув руку, принес «искренние поздравления». Но она отвела правую руку за спину, что снова вызвало дружный хохот…

Она вытащила самый лучший билет, шутка развеселила всех, а мне почему-то стало не по себе. Праздник закончился. Я увидел ее совсем близко. Я с ней не заговорил, даже когда она, таща за собой стул, прошла мимо, все еще красная от волнения, но не такой представлялась мне наша встреча в мечтах.

Сколько раз корил я себя за эту робость! Не знаю, что на меня тогда нашло! Был ли это эгоизм влюбленного или что-то другое? Несколько дней спустя, ближе к вечеру, я наконец решился зайти к ней в общежитие. «Узнаешь?» — Я стоял перед ней. Она была чем-то огорчена, в уголках глаз дрожали слезинки. Она изумленно на меня посмотрела и покачала головой. «Значит, нашла себе мужа с прекрасными манерами и блестящими перспективами и все забыла!» Но ей, очевидно, было не до шуток, опустив глаза, она проронила: «Ладно тебе. Кто же ты такой?» Я ответил: «Матрос, едва не прыгнувший в реку, признавший себя „трусом“». — «Это ты?» — Глаза ее стали круглыми от удивления. Она встала на цыпочки, как тогда, на вечере, будто собиралась танцевать. Захлопала в ладоши, улыбнулась: «Ой, вспомнила!» Она пригласила меня войти и снова погрустнела, хотя изо всех сил старалась улыбаться. Разговор не клеился. Глядя ей прямо в глаза, я стал ее