Роман Денисович с отрядом русских боевиков оборонял позицию восточнее железнодорожного вокзала. Ни в коем случае нельзя было допустить повреждения железнодорожного моста через Островоротную улицу, пути вели напрямую к вокзалу. Роману пришлось подстрелить из нагана двух польских жолнежей из отряда Самообороны, пытавшегося взять мост в собственные руки. Бойцы группы Ширяева с восхищением смотрели на командира и готовы идти за ним в огонь и в воду.

Но вскоре полякам перестало везти… В конце первой недели января состоялись первые бои Самообороны с Красной армией под Новой Вилейкой. И параллельно произошло столкновение с немецкими войсками на Большой Погулянке, немцы нещадно потрепали обнаглевшее панство.

Большевики наступали на город с востока и Неменчина, полякам пришлось перебросить наличные войска в центр города и попытаться остановить русских. Но теперь силы стали не равны. В морозное воскресенье, несмотря на злобное сопротивление польских отрядов в Заречье и в Антоколе, опасаясь репрессий большевиков, если тем придется брать город штурмом, Самооборона решила отступить. Но тут началась такая неразбериха и хаос, что польские добровольцы начали выбрасывать вооружение, а жолнежи отказывались уходить маршем на запад. Тем временем германцы интернировали генерала Вейтко и ряд командиров Самообороны. Части Красной Армии стали занимать кварталы города, а немцам спешно пришлось перебросить разоруженных польских солдат по железной дороге в Ляпы.

Затем в Вильну переехало из Двинска советское руководство во главе с Мицкявичюсом-Капсукасом, а позже возникло кратковременное государственное образование Литбел (Литовско-Белорусская Советская Социалистическая Республика), просуществовавшая только до середины июля девятнадцатого года.

Роман Денисович, конечно, следил за разительными переменами в городе, но получить хотя бы на маломальский пост в кулуарах новой власти (как член боевых групп) разведчик наотрез отказался. Из-за нехватки с отступлением немцев в виленском депо паровозной обслуги, Ширяева как бывшего машиниста сразу же приставили водить поезда на восток (в сторону Минска, Двинска, Гродно).

Далось это Роману Денисовичу нелегко, разумеется, с технической точки зрения слесарь изучил «овечку», «джойку» и «щуку», но имел недостаточный опыт вождения этих паровозов, так что поначалу приходилось хитрить и изворачиваться, мотивируя тем, за три года плена растерял навыки паровозника. Но потом дело с успехом наладилось… Перегоны в крае не слишком большие, уклоны не резкие, да составы приходилось водить в условиях той неразберих короткие, максимум двадцать вагонов…

В царское время паровозы использовали только сортовые угольные брикеты (кардифы) или специальный донецкий уголь. Который нельзя путать с донецким антрацитом, у того слишком высокая температура сгорания. А это чревато для паровоза зашлакованием топки, уголь плавится и заполняет колосники непроходимым для воздуха слоем (огонь в топке попросту гаснет). Да и еще, при застывании этот слой становится твердым как металл. «Залили колосники…» — так тогда говорили.

Сортов углей множество… Подходящими считались: ПЖ (паровично-жирный), Г (газовый), Д (длиннопламенный), СС (слабоспекающийся), ОС (отягощенно-спекающийся), «Силезия». Силезско-домбровские угли на славу горели, давали жар хоть куда… и при этом не шлаковали топку, да и в принципе не оставляли после себя никаких отходов, сгорали, как бумага. Опытный паровозник сразу же отличит уголь по окрасу пламени и даже запаху горения. Добротный уголь горит густо, а вот так себе… и в особенности АРШ (антрацит-рядовой-штыб), требовалось перед забросом смачивать водой до состояния каши, иначе половина смеси сразу же улетела в трубу. Кроме того, угли делились и по размеру: плита, крупный, кулак, орех, мелкий, семечко и, наконец, самый мелкий как пыль — штыб.

Да что там уголь… которого, по сути, уже не было на складах, даже галимого штыба. Часто приходилось довольствоваться дровами, напиленными работягами оборотных депо из бревен близлежащих домов, разрушенных войной.

Поезда из Вильны ходили отвратительно, но Роману Денисовичу удавалось отслеживать маршруты и характеристики формируемых составов и регулярно сообщать эти сведения в особнячок на Смоленской. В резидентуре уже понимали, что Литбел скоро уйдет в небытие, а точнее, — Красная Армия под ударами поляков отступит на восток, и даже знали предположительные сроки, когда будут оставлены Вильна и Минск.

* * *

В такой затяжной поездке Роман Денисович застрял под Двинском (Динабург — старое немецкое название), и не стал свидетелем взятие поляками Вильны в апреле девятнадцатого года. Возвращать в город разведчику было не резон, да и Двинский ревком поимел на счет машиниста заманчивые планы…

Двинск во времена российской империи, со своим стодвадцатитысячным населением, значился большим городом. Основанный тевтонскими рыцарями свыше семисот лет назад, как замок-крепость, тот поначалу стал центром латгальского комтурства. За многовековую историю город не раз переходил в руки разных властителей: литовцев, шведов, поляков, русских, и только в последней четверти восемнадцатого века окончательно стал российским… Входя в Витебскую губернию, Двинск по числу жителей превосходил и Витебск, и Минск. А это потому, что город являлся стратегической базой русской армии (крупнейшая на западе России крепость) и серьезным железнодорожным узлом — перекрестьем севера, юга, востока и запада.

Романа Денисовича, в качестве машиниста, временно пристроили в местные железнодорожные мастерские, своеобразный симбиоз паровозного, вагонного депо и железоделательного завода. Они считались самым большим предприятием города — до войны там работало более тысячи человек.

С перевозками происходили частые перебои, да и возились, как правило, грузы Красной Армии, уходившей с тылами на восток. Из-за частого отсутствия сменных бригад в оборотных депо, приходилось гонять туда и обратно собственных сменщиков, а составы формировались до Полоцка, Борисова, а то и до самого Пскова. Да и на промежуточных станциях из-за безалаберности новой власти и отсутствия топлива паровозы подолгу простаивали, случалось сутками…

Так что волей-неволей Ширяев облазил Двинск вдоль и поперек. Город обустраивался занятным образом, причиной тому — три главные помехи: Двина, дамба вокруг центра и железная дорога. Что и определяло деление на районы: изначальный «Центр», за путями — «Новое строение», за дамбой — «Грива», за Двиной — «Гаек».

Комнатушку Роман Денисович снял в «Новом строении», в местности под названием Церковная горка. Вблизи высились четыре храма: белый с золочеными куполами — православная Борисоглебская церковь, за дорогой — краснокирпичная с острым шпилем кирха Мартина Лютера и белоснежный двухбашенный костел Зачатия Девы Марии, а чуть подальше Никольско-Рождественская — старообрядческая моленная. Двинск издавна привлекал к себе русских старообрядцев, а так как священников у них со временем не стало, то собственные храмы «беспоповцы» называли моленными. Вот так — «в колокольном благовесте» он и жил…

Первым делом Ширяеву пришлось снестись с немецким резидентом, обосновавшимся в старом городе — в трехэтажном строении на углу улиц Постоялой и Петроградской. Бывалые люди знают, что в незнакомом городе приходится ориентироваться