нужным. Главное — гладкое и убедительное оправдание, а всё остальное может катиться к чертям. Мне, как бывшему члену семьи, оперирующей на договорах и честном слове, это было знакомо как никому другому.

Деревушка была небольшой и, как подавляющее большинство из подобных селений — вся засажена зеленью. За деревьями, кустами, цветами и овощными грядками тут ухаживали куда как серьезнее, чем за жилыми помещениями. Дома также не торчали голыми, на всех был пущен плющ по стенам, а на любой мало-мальски подходящей поверхности был уложен дерн. Человеческие жизни и души буквально растворялись в этом царстве жизни перед алчущим взором телокрадов.

Местные жители оказались народом любопытным, но робким. Из-под каждого куста на меня молча таращились ребятишки, женщины собирались в общающиеся шепотом стайки, а мужчины хмурились, делая суровые выражения лиц. В принципе, можно было их понять — по их тесному замкнутому мирку идёт разряженный и вооруженный подросток. То, что у него на руках больная девушка, мало кого трогает, а вот то, что пацан молод и может устроить побоище просто от избытка дури и спеси — так дело совершенно другое.

Сдав Момо на руки чинящему у дома сети рыбаку, вокруг которого бегал почти десяток ребятишек, я щедро заплатил ему за уход, постой, обильное питание и доставку девушки через неделю в хабитат. Увидев подозрительно заблестевшие глаза осчастливленного семьянина, я, недолго думая, показал ему револьвер, намекнув, чтобы он не посылал по моим следам кого-нибудь, если не хочет, чтобы в его доме звучал плач и похоронные молитвы. Мужик, судя по посеревшему лицу, проникся до мозга костей, клятвенно уверив меня, что сделает все как надо.

Оказалось, что смелые живут не в деревне, а рядом с ней, в хорошо скрытых землянках. Вернувшись к дирижаблю, я обнаружил под ним почти два десятка недоуменно чешущих в затылках японцев неясного трудоустройства, рассматривающих висящее в недоступной близости судно, с борта которого пропал ранее свисавший вниз канат. Стоящие люди, явно материально заинтересованные в экспроприации такого красивого красного дирижабля, были вооружены железными крючковатыми баграми, грубыми ножами, а также я увидел несколько луков… перед тем, как открыть огонь.

Оба «раганта» в моих руках сухо закашляли, выплевывая злые и горячие комки свинца, тут же скрывающиеся в телах подозрительных субъектов. Отстрелявшись с максимальной скоростью, я тут же перешел на «пугеры», широко шагая назад про проторенному пути и стараясь удержать дистанцию между собой и орущими людьми, бросившимися меня убивать. Глупость моего поступка, выраженная в нападении на два десятка человек, многократно компенсировалась атакой засевших на дирижабле горничных, явно ожидавших от меня подобного поведения. Две юркие тени спрыгнули вниз, каркнул чей-то фамильяр, а мир для оставшихся на ногах японцев бандитского вида окрасился красным… в последний раз.

Стоя посреди трупов с сигаретой в зубах, я набивал патронами револьверы и… внезапно понял, что вот именно это ждет меня дальше. Буквально при следующей посадке дирижабля я сойду с него, подниму оружие и буду стрелять в людей, совершенно не понимающих, кто и за что в них стреляет. Просто потому, что один из начальников этих самых ни в чем не повинных людей, обладал слишком большой властью, чтобы научиться сдерживаться, но слишком малой, чтобы знать, с кем он связался.

Я не обольщался насчет собственных возможностей. Дело было не в них. Знай Исаму Таканобу, чьим представителем я являюсь, то покинул бы сцену на цыпочках, отчаянно звеня колокольчиками. Но, по странному, абсурдному и совершенно не понятному произволу судьбы никакой защиты мне предоставлено не было. Ничья рука не дернулась с того самого момента, как на меня указали, как на виновника попадания аристократов в больницу. Тишина… и давление.

Вытащить Рейко в таких условиях?

Куда? Я один посреди архипелага, на котором уже доказано неоднократно — друзей у меня нет. За пределами Японии меня ждёт однозначная смерть, этот момент Скарлет донесла до меня во всех красках. Тень, зеркала, демоны, план Смерти, мир духов и чёрт знает что еще — всё, чем владеют Древние Рода, обрушится на мою голову. Этот архипелаг теперь для меня клетка без выхода. Нам некуда будет с Рейко спрятаться.

Как? Поместье Древнего Рода со своей охраной, плюс моя сестричка обмолвилась, что в поезде Рейко будет не только с братцами Мурами, а еще и солидной охраной от самого Таканобу. Хотя считать этих солдат охраной нельзя, их перевозят как почетный караул, не более того. Стрелять, правда, хуже они от этого не будут. У меня нет ни плана поместья, ни способа разведать обстановку, ни союзников, ни прикрытия, ни солдат. Здоровенного черного ворона собьют, к бабке гадалке не ходи.

А самое паршивое, что в этом калейдоскопе невозможностей главную скрипку играл я. По кодексу благородных мне нанесено смертельное оскорбление герцогом Муром и братом императора. На вендетту это не тянет, но нанести сообразный ответный удар я обязан, чтобы не стать посмешищем. На роль этого удара вполне бы подошел подорванный туннель, сильно режущий грузовое сообщение Токио с третью Японии, но вот только сама страна по международным стандартам являлась собственностью императора, а не его брата.

Парадокс. Я обязан нанести оскорбителю урон, но после этого, даже если выживу в процессе, могу забыть не то что о Иеками Рейко, но и о жизни вообще. Точнее двум оскорбителям из трех. Лорду Гримфейт, графу Эмберхарту, мать его за ногу собственному отцу я уже отплатил, безвозвратно покалечив его дочь. Даже всё семейство Муров, соберись оно над телом Скарлет Монтгомери, уже не изгонит чуждую человеку энергетику дохлого ракшаса, впившуюся в ткани её организма. Рубцы, криво сросшиеся мышцы и кости, язвы и впадины — вот что ждет кисти рук и ног моей дорогой сестренки.

Остается одно — подохнуть в процессе возмездия. Это единственный разумный компромисс для ответа на авантюру этих хитровывернутых паразитов.

Закончив обслуживать автоматона, я присел «на дорожку». В портсигаре оставалось всего пять «эксельсиоров», и один из них я решил употребить в тишине весеннего японского леса. Покурил, с прищуром рассматривая Арка и близняшек-горничных. Хорошо… Листики шуршат, птички поют… пели. Пока их не пустили на усиленное питание Момо. Я достал «рагант», взвесил в руках. Хороший, надежный… лучше пока и не найти. Крутнул барабан, борясь с желанием…

Хотя, какое это желание? Лень. Может быть, даже страх.

Надо. Надо идти вперед, стреляя из всех стволов, надо сдохнуть правильно.

Иначе я ничем не буду лучше того, кого когда-то заселили в тело мальчика-аристократа. Того, кого во мне подспудно всегда видели члены моей