Шрифт:
Закладка:
Но на самом деле все обстояло иначе — об этом много лет спустя рассказал Науман, которому удалось благополучно скрыться. По его собственному признанию, в советской оккупационной зоне он был пять раз задержан и даже допрошен — но всякий раз его отпускали. До 1950 года о нем ничего не было слышно. На Нюрнбергском процессе адвокат спросил Кемпку: «Вы говорили, что рядом с Мартином Борманом или впереди него шел еще один господин — а именно, господин Науман из министерства пропаганды?»
— Jawohl, это был бывший статс-секретарь доктор Науман.
— Слышали вы что-нибудь об этом статс-секретаре Наумане позднее?
— Нет, я ничего об этом не слышал…
В 1950 году Науман объявился в Дюссельдорфе. В 1963 году он рассказал следователям (протокол допроса Vs 3/63 (A.G.)), что был руководителем группы, которая пошла на прорыв. Борман якобы спросил его, можно ли и ему с ними, на что получил согласие Наумана. «Я еще сказал ему, что во время прорыва он должен держаться прямо за мной, что и было выполнено». Когда «тигр» взорвался, Науман был оглушен взрывной волной, а когда снова пришел в себя, то увидел Бормана. После этого Науман пошел назад в направлении Вайдендамского моста, и в одной из воронок нашел остатки своей группы — примерно 11 человек, среди них были Борман, Аксман и доктор Штумпфеггер. Таким образом, Науман опроверг показания Кемпки. Он также назвал ложью показания Баура. По словам Наумана, после неудачной попытки прорыва на Вайдендамском мосту они вернулись к вокзалу Фридрихштрассе, по железнодорожным путям миновали Шпрее и через городской виадук двинулись в направлении вокзала Лертер (сейчас на месте Лертера находится вокзал Берлин-Центральный). При этом они прошли вплотную мимо Рейхстага, уже занятого советскими войсками, — он остался слева на другом берегу Шпрее.
Достигнув вокзала Лертер, группа спустилась на Фридрих-Лист-Уфер, пошла в сторону Инвалиденштрассе, под мостом натолкнулась на советских солдат, которые приняли их за фольксштурм и отнеслись к ним довольно мирно. Однако группа разбежалась. «Я не знаю, кто пошел с Борманом, — говорит Науман. — Но я знаю, что господин Борман в тот момент был жив».
11 сентября 1962 года бывший руководитель немецкой молодежи Аксман показал, что он, его адъютант Гюнтер Вельцин, Борман и Штумпфеггер вышли на Инвалиденштрассе. Аксман и Вельцин пошли по ней в сторону Альт-Моабит, однако напоролись там на советские танки и, вернувшись, в лунном свете увидели Бормана и Штумпфеггера лежащими «неподвижно на спине». При этом Аксман не заметил у них «никаких внешних повреждений». Труп Штумпфеггера позже действительно был найден — по некоторым сведениям, при нем была обнаружена расчётная книжка на имя офицера медицинской службы СС Штумпфеггера. В 1945 году его жена Гертруда Штумпфеггер получила извещение, что ее муж похоронен на территории Alpendorf-Gelände, Invalidenstrasse 63 — то есть как раз в том самом месте, о котором говорит Аксман, между вокзалом Лертер и путепроводом Инвалиденштрассе. Интересно, что это буквально в 400 метрах от Музея естественной истории и отеля «У новых ворот» — того самого места, где в фильме «Семнадцать мгновений весны» Борман встречается со Штирлицем. Видимо, Юлиану Семёнову были хорошо известны все эти детали.
Во всяком случае, эти сведения насторожили прокуратуру Франкфурта — ведь если удалось уйти Науману, то почему бы этого не сделать и Борману? Был выдан ордер на арест Бормана по подозрению «в покушении на массовое убийство немецкого народа». Вскоре появились свидетельства, что Борман находится в Латинской Америке. Известный «охотник за нацистами», директор Центра еврейской документации в Линце (Австрия) Симон Визенталь заявил в 1964 году журналу Spiegel: «В том, что Борман жив, больше никто не сомневается». Тем более что раскопки предполагаемого места захоронения на территории выставочного комплекса у вокзала Лертер, проведенные 20–21 июля 1965 года, ничего не дали.
И вот 7 декабря 1972 года, как раз в разгар съемок фильма «Семнадцать мгновений весны», в ходе строительных работ примерно в том же самом месте, что и ранее, были найдены человеческие останки, в челюстях которых обнаружены стеклянные осколки. Принадлежность останков Борману была окончательно доказана в 1998 году, после проведённой по заказу немецкого правительства экспертизы ДНК, после чего останки были сожжены и развеяны над Балтийским морем 16 августа 1999 года.
Вот только одна загвоздка — останки Бормана были покрыты характерной красной глиной, встречающейся исключительно в Южной Америке…
Ольга Чехова с 1950 года жила в Мюнхене и в 1965 году основала фирму «Косметика Ольги Чеховой». В кино она активно продвигала свою внучку Веру Чехову, которая стала известной немецкой киноактрисой и отметилась бурным романом с Элвисом Пресли в 1959 году. Впоследствии Вера рассказывала, что бабушка, прожившая в Германии почти шестьдесят лет, но сохранившая при этом акцент и дома говорившая по-русски, не хотела, чтобы Верочка ехала в Москву на съемки фильма об Антоне Павловиче Чехове, и отговаривала её от этой поездки. После 1953 года Ольга Константиновна вообще до болезненности боялась России и никогда не вспоминала о том, что делала в годы войны. Оно и понятно — после расправы над Берией, Абакумовым и другими ее «кураторами» и «разоблачения» самого Сталина на ХХ съезде чего еще было ожидать от кукурузников? Так же, кстати, поступят в России и в 1991 году с Эрихом Хонеккером, Маркусом Вольфом и всеми лучшими топ-агентами разведки ГДР — среди них Габриэла Гаст, занимавшая пост в руководстве западногерманской разведки БНД, и Райнер Рупп (оперативный псевдоним «Топаз»), занимавший высокий пост в штаб-квартире НАТО. Они десятилетиями снабжали Кремль уникальной информацией, а их просто сдали и пальцем не пошевелили в их защиту.
9 марта 1980 года, чувствуя, что наступают ее последние минуты, Ольга Константиновна позвала внучку и попросила принести бокал шампанского, который оказался последним в ее жизни. Она выпила его и, сумев произнести: «Жизнь прекрасна», отошла в другой мир. Точно так же за 76 лет до этого поступил её знаменитый дядя Антон Павлович Чехов. Он тоже попросил жену Ольгу Леонардовну поднести бокал шампанского и, выпив его,