буду поздно. Жена решила ждать меня дома и уснула. Ожидая звонка от начальства, я стал просматривать документы, но после шести ни почты, ни новых сообщений не поступало. Был только один звонок – от командующего пограничными войсками И. Масленникова. Он был явно разочарован, когда я сказал, что создаваемый разведывательно-диверсионный аппарат будет готов к действию не раньше чем через десять дней. Я знал, что ни Берии, ни Меркулова нет на месте, но секретариат ожидал их возвращения в любую минуту: они были вызваны в Кремль.

Меня одолевали тревожные мысли, но мне и в голову не могло прийти, какая беда вскоре обрушится на всех нас. Конечно, я чувствовал угрозу военной провокации или конфликта, но не в состоянии был представить себе масштабы готовящегося нападения гитлеровцев. Я считал, что невзирая ни на какие трудности мы способны контролировать события.

В три часа ночи зазвонил телефон – Меркулов потребовал, чтобы я немедленно явился к нему в кабинет. Там я застал начальников всех ведущих управлений и отделов.

Меркулов официально объявил нам, что началась война: немецкие войска перешли нашу границу. Он тут же приказал, чтобы весь аппарат был вызван на работу по сигналу тревоги. К девяти утра, заявил он, каждый начальник направления должен предложить конкретные мероприятия в соответствии с планом действий в условиях начавшейся войны.

Около девяти прибыл Фитин. В конференц-зале Разведуправления мы провели официальное собрание сотрудников, где объявили о начале войны. Все были напряженно спокойны, но в ходе собрания замечания сделались немногословными, и наши заправские остряки, особенно Эйтингон, воздерживались от своих обычных шуток

«В связи с этим вспоминается одна успешная операция, которой лично руководил начальник УНКВД Приморского края М. Гвишиани».

Михаил Максимович Гвишиани (1905–1966) – сотрудник органов ОГПУ-НКВД-МГБ СССР, генерал-лейтенант (лишён звания в 1954 году). Кандидат в члены ЦК ВКП(б) (1939–1952). Уволен в запас по статье 54, пункт «с» (служебное несоответствие) приказом МВД СССР № 0776 от 24 августа 1953 года. Лишён звания генерал-лейтенанта Постановлением Совета Министров СССР № 2349-1118сс от 23 ноября 1954 года «как дискредитировавший себя за время работы в органах… и недостойный в связи с этим высокого звания генерала»[

«Анализируя итоги этой операции, заместитель начальника внешней разведки Н. Мельников сделал вывод, что при массовом партизанском движении в тылах японская армия, потерпевшая поражение на Халхин-Голе, не готова к активным действиям в нашем Приморье, хотя японские генералы, стремясь поднять свой авторитет в Токио, разрабатывают такие планы.

Николай Дмитриевич Мельников (1905–1944) – заместитель начальника 1-го Главного управления ГУГБ НКВД СССР, комиссар государственной безопасности (1943). С 14 декабря 1939 по 27 февраля 1941 заместитель начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД. Курировал Дальневосточный и Ближневосточный регионы. С 27 февраля по 1 сентября 1941 начальник 2-го отдела 1-го Управления НКГБ, а с 1 сентября по 3 октября 1941 заместитель начальника 1-го Главного управления НКВД. Одновременно с июля 1941 заместитель начальника Особой группы при НКВД, а с 18 января 1942 4-го Управления НКВД-НКГБ.

Глава 9. Первые испытания

Напряженные дни

Итак, о начале военных действий руководители служб и направлений НКГБ узнали от Меркулова в 3.00 в ночь на 22 июня. На срочном совещании – в связи с выполнением ответственных поручений – отсутствовали Фитин и Федотов. В тот день они находились за городом. Наиболее решительно повел себя Михеев, который немедленно сообщил о том, что в особых отделах армий и флотов имеются исчерпывающие инструкции о перестройке оперативной работы в условиях военного времени. Сообщение Меркулова, разумеется, не было неожиданным. Указания о боевой готовности, об обострении ситуации были переданы по линии органов НКВД и НКГБ 18, 19 и 20 июня 1941 года как в территориальные подразделения, так и по линии военной контрразведки, а также в штабы и командованию пограничных и внутренних войск, дислоцированных на Украине, в Белоруссии и Прибалтике.

Там боевая готовность была объявлена фактически 21 июня в 21.30, то есть до получения санкционированной Сталиным известной директивы наркома обороны. По линии разведки мы также отправили предупреждение об обострении обстановки в Берлин, где посол Деканозов утром 21 июня отдал распоряжение персоналу не покидать без специального разрешения территорию наших миссий за границей и всем сотрудникам докладывать о месте своего нахождения.

В тот же день в Берлин поездом прибыл ряд сотрудников нашей разведки, вызванных из Франции, Дании и Италии. На вокзале их встречал резидент Кобулов.

Надо сказать, что проявленные на местах собранность и дисциплинированность позволили нам без особых проблем быстро эвакуировать свой аппарат по дипломатическим каналам. Настороженность, которую мы проявляли перед войной, предполагая возможность вторжения немцев в наши консульства, положительно сработала и при уничтожении всех средств шифросвязи в Берлине, Париже, Риме, Копенгагене. К сожалению, финнам удалось захватить ряд средств шифропереписки, в том числе кодовую книгу в нашем консульстве в Петсамо. Позже, в 1944 году, финская разведка передала эти материалы английским и американским спецслужбам. Это положило начало почти тридцатилетней операции английских и американских криптографических служб по дешифровке переписки резидентур советской военной разведки и НКВД из США, Швеции, Англии, Турции, Болгарии с Центром в 1941–1946 годах.

Но мы допустили ошибку, понадеясь, что наши резидентуры в Западной Европе, получив предупреждение, правильно сориентируются и перестроят свою работу на военный лад. Как оказалось, даже опытные работники разведки, находившиеся за кордоном, имели очень смутное представление о том, как организационно будет строиться работа в условиях начала военных действий. Особенно это коснулось радиотехнического обеспечения в условиях перехода агентуры на нелегальное положение.

Все просчеты и недостатки организационного характера органов безопасности в этот сложнейший период для нашей страны, к сожалению, освещены недостаточно. Откровенно говоря, это относится не только к спецслужбам. Воспоминания С. Штеменко, Г. Жукова и А. Василевского, Н. Кузнецова лишь только чуть приоткрывают страницы, связанные с организацией работы военного аппарата в начальный период войны. Недостаточное внимание этой теме, по-моему, уделил и наш военный историк В. Анфилов в своей работе «Провал, Блицкрига“».

Получив указания Берии (17 или 18 июня 1941 года) об организации разведывательно-диверсионного аппарата на случай начала войны, я столкнулся с исключительно сложным вопросом: каким образом самостоятельная служба диверсий и разведки будет действовать в прифронтовой полосе и ближайших тылах противника во взаимодействии с военной контрразведкой? Ведь в прифронтовой полосе именно она олицетворяла действия органов госбезопасности.

Как известно, в феврале 1941 года особые отделы,