доводится пережить его наяву на первых местах преступлений, когда кажется, что все дело улетучивается на глазах. Ветеранов же Кошмар только злит. Слишком часто его проходили, чтобы теперь верить всем подряд голосам с задворков разума.

И все же в этом деле Пеллегрини поддался Кошмару. Это он приказал выписать второй ордер на квартиру Рыбника, он требует собрать достаточную базу, чтобы вернуться за дверь, что уже открывалась перед ним однажды. Неудивительно, что к сентябрьскому обыску Рыбник равнодушен так же, как и к предыдущему. Да и никаких красных волокон не нашлось: Пеллегрини увидел вспомнившийся ковер на полу спальни, только он оказался пластиковым – уличная искусственная трава. И маленькая синяя сережка, найденная в углу гостиной, для следствия ничего не значила. Через несколько дней родные Латонии Уоллес сказали по телефону, что не помнят, чтобы девочка носила две разных сережки. Если в одной мочке была сережка в форме звездочки, значит, можно с уверенностью предположить, что во второй мочке не хватает точно такой же. Для собственного спокойствия Пеллегрини взял «кавалер» и съездил с синей сережкой к матери девочки: казалось, та даже удивилась, что следствие продолжается семь месяцев спустя, но подтвердила: синяя сережка не принадлежала ее дочери.

За каждым углом лабиринта – новый коридор. Через неделю после второго обыска на Уайтлок-стрит Пеллегрини оказался втянут в продолжительный разговор с автоугонщиком, арестованным в округе Балтимор в июле. У неуравновешенного молодого человека была долгая история психических заболеваний, и он три раза предпринимал попытки самоубийства в следственном изоляторе округа, а потом ляпнул полицейскому, что знает, кто совершил в городе два убийства. Одно – наркоубийство в баре Северо-Западного Балтимора. Второе – смерть девочки в Резервуар-Хилле.

На первый допрос в округ съездил Говард Корбин и вернулся с показаниями о случайной встрече в переулке за кварталом 800 по Ньюингтон, где угонщик, по его словам, нюхал кокаин с кузеном. Тут в переулок вышла девочка, и угонщик услышал, как кузен ей что-то сказал. Девочка – с наплечной школьной сумкой и косичками, – ему ответила, и угонщику показалось, что они знакомы. Но тут кузен схватил девочку, а угонщик испугался и сбежал. Увидев фотографию Латонии Уоллес, он расплакался.

Сценарий постепенно набирал силу. У угонщика действительно имелся кузен, проживавший в доме 820 по Ньюингтон, а у кузена действительно был внушительный список судимостей, хоть в нем ничего и не выдавало насильника. И все же на Корбина произвело впечатление, что молодой человек вспомнил сумку и косички. Конечно, все эти детали обнародовали еще в начале расследования, но все же они придавали вес версии угонщика.

Пеллегрини и Корбин исправно перепроверили пустые дома в квартале 800, затем эвакуировали заброшенную «шеви нову» с заднего двора жилого дома в том же квартале. Когда-то она принадлежала кузену, и угонщик заявил, что в ее багажнике обычно хранились охотничий и выкидной ножи. Эту машину и другой автомобиль – принадлежавший сестре кузена – осмотрели криминалисты, но с отрицательным результатом. Привозили в центр и угонщика для подробных допросов.

В итоге, столкнувшись с фактами, угонщик начал менять показания. Например, вдруг вспомнил, что однажды кузен открыл багажник машины своей сестры и показал целлофановый зип-пакетик. Открыл – а в нем лицо девочки. А потом…

Никаких сомнений, угонщик был полным психом. Но в его рассказе хватало подробностей, чтобы провести обстоятельное расследование. Все равно требовалось допросить кузена, чтобы подтвердить или опровергнуть эту историю. Угонщика в конце концов отправят на полиграф.

Кроме этой нервотрепки, у Пеллегрини на столе есть другой манильский конверт: на нем надпись – имя жителя Парк-авеню, а внутри – сырая смесь фактов и слухов о потенциальном подозреваемом, который в последние месяцы странно себя ведет и однажды оголялся перед школьницей. Были и рапорты об изнасилованиях в Центральном районе, и доклады о пяти-шести опросах бывших или нынешних друзей Рыбника.

И все это ждет, пока Пеллегрини отвлекся на убийство Теодора Джонсона на Дарем-стрит. А после паузы он гадает, не стоило ли разрабатывать наркоубийство вместо того, чтобы дальше сходить с ума из-за Латонии Уоллес. Говорит себе, что если хорошенько потрудиться над делом Дарем-стрит, то оно, глядишь, и раскроется. С другой стороны, если продолжать работу с мертвой девочкой – кто знает, и там может наступить просвет.

Всем остальным в смене это кажется худшим видом оптимизма. Латония Уоллес уже осталась в прошлом; Теодор Джонсон – свежачок. И на взгляд большинства коллег, Пеллегрини явно перетрудился. Повторные ордера на квартиру подозреваемого, затянувшееся расследование, длинные показания лживых самоубийц – да, все это можно понять в случае молодого детектива. Черт, когда жертва – девочка, это по идее даже обязательно. Но, говорят они друг другу, давайте не будем заблуждаться: Том Пеллегрини свихнулся.

Затем, через неделю после убийства Теодора Джонсона, это популярное мнение подвергается внезапному пересмотру, когда на стол Пеллегрини ложится новый отчет из лаборатории и его содержимое становится известно всей смене.

Автор отчета: ван Гелдер из трасологии. Тема: черные пятна на штанах покойной. Вердикт: смола и сажа с примесью сгоревших опилок. Проще говоря – следы пожара.

Вдоволь потянув интригу, трасологическая лаборатория наконец сличила черные пятна на штанах Латонии Уоллес с образцами из выгоревшего магазина Рыбника, которые Пеллегрини взял два месяца назад. Отчет объявляет их совпадающими; возможно, идентичными.

«Что мы можем утверждать? – давит Пеллегрини на криминалистов. – Похожие – или такие же? Можно ли уверенно заявить, что она была в том магазине на Уайтлок-стрит?»

Ван Гелдер и остальные в трасологии единодушны. Можно послать образцы в лабораторию бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия в Роквилле – одну из лучших в стране, – и, возможно, там скажут точнее. Но в целом, объясняет ван Гелдер, у пятен на штанах и образцов из магазина одинаковые характеристики. Они очень похожи и да, пятна могут происходить от одних и тех же обломков. А могут быть получены и в любом другом пожаре, где у обломков тот же химический состав.

Через неделю после ледяной депрессии из-за Дарем-стрит Пеллегрини разрывается между восторгом и отчаянием. Девять месяцев следствия по делу Латонии Уоллес – и наконец новый отчет лаборатории дает первые улики по существу, причем единственные, инкриминирующие Рыбника. Но раз криминалисты готовы сказать только то, что образцы очень похожи, улики по-прежнему остаются в рамках обоснованного сомнения. Это уже что-то – но если и в лаборатории ATF не дадут однозначного ответа, это все равно что ничего.

Через несколько дней после отчета Пеллегрини просит капитана разрешить проверить на компьютере отчеты о происшествиях с 1 января 1978-го