— Вы не могли бы сейчас приехать ко мне? — спросил он.

— Мог бы,— ответил я.— Что у вас хорошего?

— Яма на сороковом участке.

— Выгребная?

— Нет. Похоже, что кто-то ее выкопал и всю землю увез.

— Кто бы это мог сделать, Пит?

— Откуда я знаю? Но это еще не все. Возле ямы оставлена куча песка.

— А вы же прекрасно знаете,— заметил Пит,— что на участке нет песчаной почвы. Все, что есть у меня, так это чернозем.

— Хорошо, сейчас приеду,— сказал я и повесил трубку.

Мне, как окружному агенту по развитию сельского хозяйства, приходится выслушивать много всяких вздорных звонков, но этот превзошел все остальные. Чума у свиней, кукурузная совка, черви на плодовых деревьях, рекордные удои молока — все они относились к моей компетенции. Но яма на сороковом участке?! Извините!

Но мне все-таки сдается, что раз Пит позвонил именно нам в контору, а не кому-нибудь другому, то это следует принять как комплимент. Когда ты работаешь окружным агентом пятнадцать лет, то многие фермеры начинают верить в тебя и часть их, подобно Питу, считает, что ты можешь разрешить любое затруднение. А я, признаться, страсть как люблю похвалу, не в пример другим. Чего я не люблю, так это головную боль, которая приходит вместе со всеми затруднениями.

И я поехал к Скиннеру.

Его жена сказала, что он на сороковом участке, так что я направился туда и застал кроме Пита еще несколько соседей. Все они разглядывали яму и высказывали массу глупых предположений. Мне никогда до этого не доводилось видеть более озабоченной толпы людей.

Яма — почти идеальный конус — была диаметром не менее семи футов, а в глубину — почти десять и совсем не походила на яму, которую копали лопатой и киркой: ее стенки были срезаны гладко, как фрезой, однако земля не была примята, как это обязательно случилось бы, будь для этого использована какая-нибудь машина.

Рядом с ямой лежала куча песка. Глядя на нее, я подумал, что если весь этот песок сгрести в яму, то он заполнил бы ее тютелька в тютельку.

Песок был самый белый из всех, какие мне только доводилось видеть: не просто чистый, а абсолютно стерильный — словно его промывали по крупинке.

Я постоял немного, уставившись с другими на яму и кучу песка, страстно желая, чтобы меня осенила какая-нибудь блестящая идея. Но увы, ничего интересного в голову не приходило. Вот яма, а вот песок. Верхний пахотный слой земли был мокрым, и на нем обязательно были бы видны следы колес или чего другого, если бы эти следы были. Но в том-то и дело, что их не было.

Я сказал Питу, что ему, быть может, лучше огородить все вокруг колючей проволокой: вдруг шериф или еще кто-то из штата или университета захочет взглянуть на эту штуку. Пит сказал, что мысль хорошая и он это сделает немедля.

Я вернулся на ферму Пита и попросил миссис Скиннер дать мне пару банок. Одну из них я наполнил песком, а другую с большими предосторожностями, так чтобы стенки ямы не осыпались, набил почвой из ямы.

Тем временем Пит с двумя соседями нагрузил фургон столбами, мотками колючей проволоки и привез их к яме. Я помог разгрузить фургон, а затем поехал назад в контору.

Там меня уже ожидали три человека. Я передал своей секретарше Милли банки и попросил ее послать их немедленно в почвоведческую лабораторию сельскохозяйственного колледжа штата, после чего занялся приемом граждан.

Было уже далеко за полдень, когда в мой кабинет вошла Милли.

— Вам звонил банкир Стивенс и просил заехать к нему по пути к дому.

— Что от меня нужно этому жирному борову? — спросил я,— Он же не фермер, а денег я у него не занимал.

— У него с цветами случилось что-то страшное,— сказала мне секретарша.— Он прямо убит горем.

По дороге домой я завернул к Стивенсу. Банкир уже ждал меня на улице. Вид у него был ужасный. Он повел меня за дом к большому цветнику, представлявшему печальное зрелище. В саду не осталось ни одного живого цветка. Все они погибли и, увядшие, валялись на грядках.

— Отчего это могло произойти, Джо? — спросил Стивенс так, что его слова и тон, какими они были сказаны, вызвали во мне жалость.

В конце концов, эти цветы многое значили в его жизни. Он выращивал их из особых семян, все время нянчился с ними, и они у него были высший сорт.

— Возможно, их опрыскали каким-то химикатом,— заметил я.

Обойдя кругом сад, я пристально осмотрел увядшие цветы, но нигде не заметил следов ожогов, обычно оставляемых химикатами.

Затем я увидел маленькие ямки — сперва только две, а затем, осмотрев все вокруг, еще целую дюжину.

Ямки диаметром в дюйм виднелись по всему саду, словно кто-то взял черенок лопаты и понатыкал дыр по всему участку. Опустившись на колени, я увидел, что ямки имели коническую форму: так образуются лунки, когда из грядок выдергивают растения с толстыми корешками.

— Вы что, недавно пропалывали сорняки? — спросил я Стивенса.

— Да, но не такие крупные,— отвечал банкир,— Вы, Джо, знаете, сколько сил и труда я вкладывал в эти цветы: поливал и разрыхлял землю, опрыскивал, вносил точно установленное количество минеральных удобрений в почву…

Я, слушая вполуха и не мешая ему выговориться, тем временем подобрал комочек земли и растер его пальцами. Это была совершенно высушенная земля, она рассыпалась от малейшего прикосновения.

— Вы давно поливали эту грядку? — спросил я.

— Вчера вечером,— ответил Стивенс.

— А когда вы увидели, что ваши цветы погибли?

— Сегодня утром. Вчера вечером они были в хорошем состоянии, а сегодня…— И его глаза быстро заморгали от слез.

Я попросил у него стеклянную банку и наполнил ее почвой.

— Пошлем в лабораторию и посмотрим, что с ней случилось,— сказал я Стивенсу и, распрощавшись, ушел.

По дороге домой я увидел, как свора собак окружила что-то у ограды перед моим домом — собаки, как известно, любят гонять кошек. Я припарковал машину, взял черенок от старой мотыги и вышел на улицу спасти кота, которого собаки, видимо, загнали под изгородь.

При виде меня собаки разбежались, и я стал искать бедного кота под забором. Но там никого не оказалось, так что мое любопытство усилилось, и мне захотелось понять, на кого же тогда собаки накинулись. Итак, я продолжал поиски.