Шрифт:
Закладка:
– У военных с Колымского фронта контузий не бывает. Один старый боцман рассказывал, будто в те годы, когда народец на Север толпами гнали, ввалился к нему на пароход мальчонка и щенка на веревке притащил. Притащил, значит, и утверждает, что это кулацкое отродье укусило его на классовой почве, поэтому подлежит ссылке. Высказал свой приговор и протягивает расписку. Боцман знал, что папа у мальчонки – большой активист, ну и подмахнул от греха подальше, а пса выпустил на первой же пристани. Выпил по такому случаю, мужикам рассказал, чтобы повеселить, а через какое-то время загремел на десять лет.
– Неужели правда?
– Кто его знает. Боцман тот – старый забулдыга, с три короба наврет и недорого возьмет. Да и было это на другой реке. Хотя Иннокентич тоже нездешний. Уши на Севере застудил, комиссовали, а тут сестра вдовая, к ней и прибился. Сестра, правда, без придури, обыкновенная тетка. А этот – философ, видите, как все по полочкам разложил. Я же предупреждал, что у нас десяти шагов не сделаешь, чтобы о самородок не споткнуться. Вода у нас в реке особенная, а все зависит от качества воды, не только пиво.
– Взгляд у него какой-то странный, раза два такая злоба промелькнула, повторения не пожелаешь.
– Это брюки ваши ему не понравились. Я уж испугался, что уйдет. Он такой, чуть что подозрительное – сразу в кусты. Между прочим, могу с уверенностью сказать, что брюки зауживали сами. Когда в ателье делают, распарывают весь шов, и они ровные получаются, а у вас, как галифе. Сколько сантиметров?
– Пятнадцать.
– Я свои портнихе отнес, просил сделать тринадцать – любимое число у меня. А может, все-таки к нам на флот пойдете?
– Нет, мы к геологам мечтали.
– Жаль, хорошие ребята. Подождите, хоть рыбки возьму у Коляна.
– Искал флотский долго, но нашел, принес двух полуметровых ленков.
– Водится такая живность в Калининской области? То-то! Сейчас в газетку заверну. Вот как раз вчерашняя, за четырнадцатое июля шестьдесят второго года. В нее и завернем. Но вы учтите, если у геологов сорвется, ищите сразу меня. Пропасть не дадим.
Дунькина радость
Толкаются, лезут, всем надо, все спешат, плевать им на других, лишь бы самим втиснуться, а мать еще не выбралась, ей, толстой, и в пустом автобусе тесно, а этот набит пропотелым людским фаршем. Дуська изнервничалась, бегая от задней двери к передней, и когда мать кое-как, задом, выпятилась и чуть не растянулась на асфальте, Дуська сразу же напустилась на нее:
– Говорила тебе, дуре, не садись, стояли бы у входа и никаких проблем…
Мать все еще не могла отдышаться, охала, поставив сумку на скамейку, долго одергивала кофту, потом стала искать платок, чтобы вытереть пот.
– Ну, скорее! Время-то идет.
– Да погоди ты, надоела.
– Ага, погоди, тебе что, а я опять серию не посмотрю. – И она пошла одна, ворча под нос. – Прихорашиваться надумала, тоже мне путана…
Так и не отыскав платка, мать, отдуваясь, заковыляла следом, но догнать не смогла, и Дуська, оглянувшись, остановилась и даже двинулась навстречу.
– Ну что ты еле плетешься?
– Закрой поддувало.
– Ага, закрой, сейчас развернусь и назад поеду.
– Закрой, кому сказала, домой вернемся – я ремень возьму.
– А я завтра совсем не поеду. Уроки делать когда?
– Знаю твои уроки.
– Чего ты знаешь? Ты бы сама попробовала и туда, и сюда. И в школу, и с тобой, и по магазинам… Отдохнуть некогда. Ну что ты опять остановилась, только ворчать может…
Мать болела диабетом. Ходила она медленно, а полы мыла еще медленнее. Сначала ей помогал Генка, единственный брат Дуськи, но осенью его забрали в армию. Сестра Анжела сидела дома с ребенком, другие сестры жили отдельно, семья-то большая, да много ли толку, отдуваться за всех приходится Дуське. Пусть и работа нетяжелая, но дорога муторная. Вот если бы не каждый день, она бы с удовольствием, если бы сестры иногда подменяли, ладно старшие, а Наташка просто обязана, ее короед неделями обитает у них, мало ли что без мужа, без него, наоборот, времени больше должно оставаться. И Анжелка могла бы иногда промяться, не целыми же днями она кормит своего живоглота…
Мать снова завязла, заблудилась в трех прохожих. Дуська остановилась было подождать, но терпенья хватило разве что на минуту. Да и ради чего ждать, ради старухиного брюзжанья? Нет уж, лучше быстрее начать, пока еще можно успеть к серии. И она побежала.
К концу рабочего дня два-три кабинета обычно уже пустовали, и в них можно было приступать к работе. Обычно, да не всегда, как назло, все задержались, хуже того – даже с участков съехались, в коридоре, как на вокзале. Сначала Дуська испугалась, решив, что в конторе совещание, но, увидев людей возле двери профкома, поняла, что идет отоварка, и побежала занять очередь, хотя суетиться было уже поздно: перед ней стояли женщины-программистки, самые бедные в конторе, они и одевались-то хуже других, не сравнишь с мадамами из отдела распределения или девицами из профкома, даже с бухгалтершами не сравнишь, они и на отоварках всегда были последними, за ними только уборщицы и сторожа. В этот раз давали сгущенку – под зарплату и недорого, чуть ли не в два раза дешевле, чем на базаре.
– А по сколько банок?
– По десять, но твоя мамаша выцыганит.
– Она из рук вырвет, – подпустил кто-то из глубины очереди.
– Нам положено, мы – многодетная семья.
С ней вроде бы согласились. Никто не стал оспаривать ее право, но она посчитала нужным добавить:
– А вы бы попробовали родить шесть человек. Думаете, просто?
– Заставишь их, как же, они умные.
Это подоспела мамаша и встряла, как всегда, некстати, в такой помощи Дуська не нуждалась, она и сама смогла бы осадить этих бабенок, показать, на что способна. Теперь ей стало неинтересно.
– Работы все равно пока нет. Пойду мороженое куплю.
Она знала, что мать сделает вид, будто не расслышала, ей и не требовалось ее согласия или разрешения, и даже отказ ее не удручил бы, потому что следующая фраза была уже заготовлена:
– Деньги у меня есть, – громко сказала она, чтобы в очереди услышали, и побежала на улицу.
Денег у нее не было. Те, что выклянчила у матери утром, утром же и потратила, но упрямо вышагивала в сторону киоска, чтобы все было по-настоящему.
Мыть начали уже после шести. Больше часа потеряли, теперь хоть забегайся, хоть заползайся – к началу серии все равно не успеешь. Оставалось просить сторожа включить телевизор в приемной директора. Она поднялась на второй этаж посмотреть,