но тем не менее вы позвонили. Сказать почему? Вам просто некуда податься. Штаты завалены пеплом и трупами. Конечно, можно зайти в один из портов и там переждать. Я даже допускаю, что вы найдёте в нём для своих людей достаточно продовольствия, а атомные реакторы дадут тепло. И что дальше? Вы все потеряли своих близких и уже долго трётесь друг о друга спинами в своих кораблях. Жить в них как минимум десять лет без нормального общества, без женщин? Да у вас люди через несколько месяцев начнут сходить с ума, и вы прекрасно это знаете. Вы не хотите идти в Австралию и правильно делаете, там и без вас хватает нахлебников. Австралийцы были вынуждены принять беженцев под угрозой применения силы. Вы думаете, что они будут терпеть их, когда такая угроза исчезнет? Часть, наверное, оставят, а от балласта освободятся. И решать, кто им нужен, а кто нет, будут они, а не вы. А у большинства ваших людей нет других специальностей, кроме флотских. И в любой другой точке земного шара вам вряд ли обрадуются. Сейчас почти везде беспорядки и хаос. И мир набит оружием, поэтому у вас не получится расчистить себе место силой. Можно попробовать обменять ваши корабли на право на жизнь, если найдёте желающих идти на такой обмен. И не факт, что у них получится выжить и будут держать данное вам слово. А как бы вы к нам ни относились, знаете, что здесь вас не обманут. Я сделал предложение, и других не будет. Поговорите со своими людьми и расскажите им всё, ничего не скрывая. Если кто-то не захочет к нам идти, выделите им корабли, и пусть устраиваются самостоятельно.

– Я поговорю, – сказал адмирал. – А вы сообщите о нас своей береговой охране.

* * *

«Проклятые поляки! – думал Патрик Берто, ёжась от холодного ветра. – Сволочи и ворюги!»

Основания так думать у него были. Если при въезде в Польшу его только обезоружили, то за десять километров до советской границы польские пограничники высадили их всех из машины, которую тут же угнали. Теперь приходилось шагать на своих двоих, мёрзнуть и тащить все пожитки. Даже восьмилетней Мишель дали нести небольшую сумку. Хорошо, что вместе с ними идут другие, а то в случае нападения нечем и отбиться!

Патрик не имел отношения к иммигрантам, он был чистокровным французом. Когда опустели магазины, он провёл ревизию домашних запасов и сказал жене, что нужно уезжать.

– Никогда не думал, что французы до такого дойдут, – говорил он Николь. – Правительство упустило власть, и лучше уже не будет, только хуже. Еды нам хватит на месяц, а потом мне останется вас застрелить и застрелиться самому или открыть окна и замёрзнуть. Говорят, это самая лёгкая смерть.

– И куда же мы поедем? – спросила испуганная жена.

– Надо ехать к тётке Марии, – подал голос пятнадцатилетний Алан, слышавший разговор родителей.

– Твоего мнения пока не спрашивают! – оборвал его отец. – Сестра нам не обрадуется, а в её доме мы проживём на месяц-два больше. И что потом? Нет, нужно немедленно ехать к русским. Они единственные подготовились к катастрофе и принимают беженцев. Если приедем одними из первых, есть шансы спастись. Провозимся, а они наберут нужных людей и укажут нам на дверь!

– Они и сейчас не всех берут, – не унялся сын. – Я слушал радио. Поляки передавали на французском. Треть беженцев заворачивают обратно.

– Больше верь полякам! – рассердился Патрик. – Они всегда были на ножах с русскими, даже когда жили в одной стране. И они не хотят, чтобы по их Польше бродили толпы беженцев, вот и отпугивают людей такими передачами. А если не соврали, всё равно поедем. Там есть надежда, что хоть пристроим вас, а здесь нас всех ждёт только смерть. На машине мы туда доберёмся за два дня.

Жену не пришлось уговаривать, поэтому в этот же день собрали самое необходимое и все продукты, погрузились в «Пежо» и покинули Париж. Через два часа были уже в Страсбурге, откуда, переговорив с охранявшими границу военными, перебрались в немецкий Кель. Немцы приняли их неприветливо, но, узнав о цели приезда, сразу потеряли всякий интерес. До ночи пересечь ФРГ не успели, поэтому остановились в небольшом городке, откинули кресла и до утра неплохо выспались. Когда из-за горизонта выползло бледно-жёлтое пятно солнца и стало хоть что-то видно, сделали себе бутерброды, наскоро позавтракали и двинулись дальше. На границе с ГДР никаких проблем не возникло, а вот на польской у него отобрали револьвер.

– Въезд на нашу территорию с оружием запрещён! – непреклонно заявил польский лейтенант. – Это запрещено даже полякам, тем более тем, кто едет к русским. Уже были случаи грабежей и убийств наших граждан. Или сдавайте оружие, или поворачивайте обратно!

Пришлось подчиниться, поэтому вторая ночёвка, которую сделали неподалёку от небольшого города Замбрув, прошла на нервах. Если в начале поездки по Польше дорога не внушала страха и подозрений, то во второй половине дня вдоль трассы стали попадаться сожжённые машины, а кое-где лежали и присыпанные снегом тела. Похоже, поляков это не волновало. А утром перед самой границей у них отобрали машину. Возле шлагбаума толпилось с полсотни беженцев. Как оказалось, у двух семей точно так же забрали транспорт, а остальные проделали путь от ФРГ на своих двоих.

– Нужно идти всем вместе, – говорил один из них. – Граница недалеко, но у нас нет оружия, поэтому могут убить и ограбить те, кого прогнали русские. А на большую группу нападать не станут, оружия и у них нет.

Так и сделали. До контрольного поста на границе добирались три часа из-за ветра и засыпавшего дорогу снега. Мёрзли даже те, у кого работал электрообогрев. На полпути Мишель обессилила, села в снег и заплакала. Пришлось Патрику нести дочь на руках. Когда перешли границу, русские пограничники быстро посадили всех