Шрифт:
Закладка:
Место для могилы Б. Л. выбрано красивейшее, лучше невозможно — открытое со всех сторон, на пригорке под тремя соснами, в видимости от дома, где поэт прожил последнюю половину своей жизни.
Здесь толпа кажется еще большей, чем в саду.
Вот и процессия с гробом. Перед тем как опустить его на землю рядом с могилой, его почему-то поднимают над толпой, и я в последний раз вижу исхудалое, прекрасное лицо Бориса Леонидовича.
Я стою шагах в восьми-десяти от могилы. Проталкиваться вперед, как это делают журналисты, не хочется. А они уже и здесь нашли (или принесли с собой) какие-то ящики и соорудили помост. Мимо меня, энергично работая локтями, пробирается Г. Шапиро.
Начинается траурное собрание. Первым говорит профессор Асмус.
У него нелегкая задача, но он превосходно справляется с ней. Я плохо запомнил его речь, но в ней ничто не показалось бестактным, ненужным, лишним…
Чтец Голубенцев читает «О, если б знал, что так быва-вает…»
И другой — незнакомый мне, совсем юный и искренний — голос читает до сих пор ненапечатанного, но широко известного «Гамлета»[1].
Трудно сделать лучше выбор.
В ответ на последние строки «Гамлета» в толпе пробегает шум.
Атмосфера мгновенно накаляется, но тот же голос, который объявил об открытии траурного митинга (я не вижу этого человека за головами впереди стоящих), поспешно его закрывает.
Еще больший шум и голоса протестов.
И сразу, еще на общем шуме и возгласах, какой-то сладкий голосок что-то говорит о росе, в которую скоро превратится поэт и тому подобную приторную, мистическую чушь.
Он еще не кончил, как хриплый и едва ли трезвый голос выкрикивает, что он должен от имени рабочих Переделкина (какие же в Переделкине рабочие?) заявить, что «они» не понимают, почему Пастернака не печатали и что «он любил рабочих»… Начинает попахивать политической провокацией, но вездесущий Арий Давыдович тихо распоряжается, и вот раздаются слова команды:
— Раз-два, взяли…
Это опускают в землю гроб.
Слышатся возгласы: «Прощай, самый великий!.. Прощайте, Борис Леонидович!.. Прощайте…»
И вдруг сразу наступает тишина, и вот уже стучат комья земли по крышке гроба Бориса Пастернака.
По-прежнему жарко, но небо закрылось тонкой облачной пеленой.
Стрекочет портативный киноаппарат. Кто-то зарыдал: нервы не выдержали.
А вообще слез в этот день было немного — только при выносе гроба из дома и сейчас. Общее настроение: торжественное, приподнятое.
Но вот гроб зарыт, и сразу в нескольких кучках молодежи начались громкие споры. В других кучках читают стихи. Кто-то ищет валидол — говорят, М. Петровых стало дурно.
Мы медленно возвращаемся к машине. У меня в руке ветка белой сирени с гроба.
Всю обратную дорогу молчим. Разговаривать не хочется. Каждый несет в себе то, что надо не расплескать, сберечь навсегда.
В город вернулись уже в восьмом часу. Жаркий день сменился душным вечером.
Это был мой последний день с Борисом Леонидовичем Пастернаком.
6
В старинной книге, которой увлекались наши предки, в знаменитом «Ручном Оракуле», написанном еще в конце XVII века испанцем Бальтазаром Грасианом, говорится, что высшим качеством человека, кроме ума и дарований, является «непосредственность и благородная, вольнолюбивая независимость сердца».
Иллюстрации
В. Мейерхольд. 1936 г.
Портрет, подаренный С. Эйзенштейну
Москва. Площадь перед Большим театром в праздник
Театр имени Мейерхольда на Триумфальной площади (здание театра «б. Зон»)
Массовое празднество около Красной площади
«Великодушный рогоносец» Ф. Кроммелинка. 1922 г.
3. Райх — Стелла. «Великодушный рогоносец»
3. Райх — Аксюша и И. Пырьев — Буланов. «Лес» А. Н. Островского. 1924 г.
И. Ильинский — Счастливцев и М. Мухин — Несчастливцев. «Лес»
«Лес»
«Лес»
В. Мейерхольд и Л. Моисси среди участников спектакля «Лес». 1924 г.
3. Райх, В. Мейерхольд, Таня и Костя Есенины на демонстрации. 1924 г.
В. Мейерхольд в форме красноармейца. 1926 г.
В. Мейерхольд и 3. Райх у гроба С. Есенина. 1925 г.
В. Мейерхольд со своими приемными детьми Костей и Таней Есениными
«Мандат» Н. Эрдмана. 1925 г.
«Мандат» Н. Эрдмана. 1925 г.
На репетициях «Ревизора» Н. Гоголя
На репетициях «Ревизора» Н. Гоголя
3. Райх — Анна Андреевна.
«Ревизор». 1926 г.
«Рычи, Китай!» С. Третьякова. 1926 г.
В. Мейерхольд, В. Маяковский и Н. Эрдман. 1928 г.
«Баня» В. Маяковского. 1930 г.
3. Райх, С. Долидзе и В. Мейерхольд. Тифлис. 1927 г.
В. Мейерхольд на репетициях «Бани» В. Маяковского и «Выстрела» А. Безыменского
«Выстрел» А. Безыменского. 1929 г.
В. Мейерхольд и И. Сельвинский
«Командарм» И. Сельвинского. 1929 г.
В. Мейерхольд и В. Вишневский
В. Мейерхольд и Ю. Олеша (в центре) в период работы над «Списком благодеяний»
Н. Боголюбов — Бушуев. «Последний решительный» В. Вишневского. 1931 г.
3. Райх — Гончарова (в костюме Гамлета). «Список благодеяний» Ю. Олеши. 1931 г.
«Список благодеяний»
Л. Свердлин — Нунбах. «Вступление» Ю. Германа. 1933 г.
С. Эйзенштейн (первый слева) и В. Мейерхольд на репетиции «Вступления»
В. Мейерхольд и 3. Райх
«Дама с камелиями» Л. Дюма-сына. 1934 г.
