явления, составляющие часть естественного хода событий, которые не требуют ничего, кроме своевременного сообщения общественности. Неужели нет средств, чтобы положить конец этому вопиющему скандалу?

События вскоре показали, что прекращать этот «скандал», как вежливо называла московская газета подвиги русских разбойничьих шаек, желания не было. Местные власти Балты были вовремя предупреждены о приближающихся погромах. С середины марта их открыто обсуждали в Балте и окрестностях.

Когда евреи этого города сообщили о своих опасениях местному полицейскому комиссару, они получили от него уклончивый ответ. Ввиду того, что еврейское население Балты было в три раза больше христианского, евреям не составило бы труда организовать какую-то самооборону. Но они знали, что такая организация была строго запрещена правительством, и, понимая последствия, им пришлось ограничиться тайным соглашением, заключенным несколькими семьями, чтобы встать друг за друга в час бедствия. На второй день русской Пасхи, соответствующий седьмому дню еврейского праздника, 29 марта, начался погром, превзошедший свирепостью толпы и преступным поведением властей всю вакханалию 1881 года. Современный наблюдатель, основываясь на результатах специального расследования, так описывает события в Балте:

В начале погрома евреи собрались и заставили банду бунтовщиков отступить и укрыться в здании пожарной части. Но когда на место происшествия прибыли полиция и военные, погромщики решили покинуть место убежища. Вместо того чтобы прогнать бесчинствующую банду, полиция и солдаты стали избивать евреев прикладами и шпагами. Это послужило сигналом к началу погрома. В этот момент кто-то забил тревогу, и в ответ начала собираться толпа.

Опасаясь численного превосходства евреев в этой части города, толпа перешла через мост на так называемую турецкую сторону, где евреев было меньше. Толпу сопровождали военачальник, комиссар полиции, бургомистр и часть местного батальона, что, однако, не помешало толпе, проходя по Соборной улице, снести еврейский магазин и разбить окна. в доме другого еврея, члена городского совета. После того как толпа перешла на турецкую сторону, власти выстроили военные кордоны на всех трех мостах, ведущих с этой стороны в остальную часть города, с приказом не пропускать евреев. Надо сказать, что приказ был выполнен. В то же время христианам остальных частей города и села Александровка был разрешен беспрепятственный проход. Благодаря этим мероприятиям турецкая сторона была разграблена в течение трех-четырех часов, так что к часу ночи бунтовщикам нечего было делать. Ночью полиция и военные власти арестовали двадцать четыре бунтовщика и гораздо большее количество евреев. Последних арестовали за то, что они осмелились остаться возле своих домов. На следующее утро христиан отпустили, и им позволили пополнить ряды грабительской толпы, а евреев продержали в тюрьме до следующего дня и освободили только по прибытии губернатора.

На следующий день, 30 марта, в четыре часа утра в город стало прибывать большое количество крестьян, числом около пяти тысяч, вооруженных дубинками, вызванных исправником из соседние села. Прибытие крестьян приветствовали евреи, которые думали, что их призвали прийти им на помощь. Но вскоре они поняли свою ошибку, ибо крестьяне заявили, что пришли бить и грабить евреев. Одновременно с приходом крестьян вокруг собора стали собираться в большом количестве представители местной толпы, и в восемь часов утра были даны сигналы к возобновлению погрома. Сначала это было предотвращено. Офицеры местного батальона, патрулировавшие город, приказали солдатам окружить толпу и сдерживать ее около часа, в течение которых греко-православный епископ Радзионовский увещевал бунтовщиков и пытался дать им понять, что такие действия противоречили законам церкви и государства. Но когда полицейский комиссар, военачальник и Исправник прибыли к собору, воинское оцепление было снято, и толпа, теперь развязавшаяся, бросилась на ближайший винный магазин и, разрушив его и наполнившись алкоголь, возобновил свою разрушительную работу при содействии крестьян, вызванных испрайником, и при содействии солдат и городовых. Именно по этому поводу имели место те дикие, дикие сцены убийств, грабежей и грабежей, рассказ о которых, опубликованный в газетах, является лишь бледной тенью реальных фактов... Балтский погром был вызван. не простым бездействием, а непосредственной деятельностью местных властей.

Что это были за «дикие сцены», мы не узнаем из газет, которым цензура запретила их сообщать, но знаем их частью из неопубликованных источников, частью из более поздних судебных процессов. Если не считать сноса 1250 домов и торговых помещений, уничтожения и разграбления имущества и товаров, — по утверждению местного раввина, — «все зажиточные евреи превратились в нищих, а более пятнадцати тысяч человек были высланы в широкий свет» — было убито и искалечено большое количество людей, и много женщин было изнасиловано. Сорок евреев были убиты или тяжело ранены; сто семьдесят получили легкие ранения; многие евреи, и особенно еврейки, сошли с ума от испуга.

Было более двадцати случаев изнасилования. На семнадцатилетнюю дочь бедного полировщика, по имени Эда Малисс, на глазах ее брата напала орда звероподобных парней. Когда мать несчастной девушки выбежала на улицу и позвала на помощь стоявшего рядом милиционера, тот проследовал за женщиной в дом, а затем, вместо того, чтобы помочь ей, опозорил ее на месте. Дьявольские полчища вторглись в дом Баруха Шлаховского и начали свое кровавое дело с убийства хозяина дома, после чего его жена и дочь бежали и спрятались в близлежащем саду. Здесь русский сосед заманил их в свой дом под предлогом защиты их чести от погромщиков, но, попав в свой дом, опозорил дочь в присутствии ее матери. Во многих случаях солдаты местного гарнизона нападали и избивали евреев, появлявшихся на улицах во время «боевых действий» толпы.

В соответствии с обычным ритуалом погрома, человеческие изверги оставались нетронутыми в течение двух дней, и только на третий день из близлежащего города были вызваны войска, чтобы положить конец зверствам.

В тот же день прибыл для расследования губернатор Подолии. Вскоре стало известно, что местные власти, комиссар полиции, исправник, военачальник, бургомистр и председатель дворянства прямо или косвенно содействовали погрому. Многие бунтовщики, арестованные полицией, вскоре были освобождены, так как угрожали в противном случае указать вышестоящим властям на зачинщиков из числа местных чиновников и представителей русского общества. Евреев опять-таки постоянно терроризировали эти негодяи и пугали страхом резни и полного уничтожения, на случай, если они осмелятся разоблачить своих палачей перед судом.

Балтский погром нашел лишь слабый отголосок в непосредственной близости — в нескольких местностях Подольской и Херсонской губерний. Казалось, что энергия разрушения и дикости иссякла в подвигах на Балте. В целом погромная кампания, проведенная весной 1882 г., охватила лишь незначительную территорию по сравнению с погромной акцией 1881 г., хотя и значительно превосходя ее по качеству. Ужасы Балты явились существенным залогом кишиневских зверств 1903 года и октябрьских погромов