Стоило больших трудов уворачиваться от него на приемах — о роде его занятий знал буквально весь международный дипломатический корпус и демонстрировать на людях знакомство с ним было просто безумием. Кроме того, этот, возможно, единственный монгольский шпион со временем обрел манеру, надравшись на приемах, кидаться к знакомым и во весь голос обсуждать с ними профессиональные проблемы. Особое раздражение вызывала его безобразная привычка тыкать коротким пальцем в предполагаемые объекты вербовки, как правило, находившиеся на расстоянии не далее вытянутой руки, и спрашивать у русских коллег дружеского совета на их счет.

Подальше, подальше от монгола Джона. Во время панического бегства теряю Азата. С разных сторон сквозь ровный гул и звяканье посуды доносятся обрывки фраз:

— Конечно, политика США в отношении ЮНЕСКО — это возмутительный при мер силового подхода в духе прежних времен. Но, знаете, кто платит, тот вправе заказывать музыку…

— Нет-нет, я с тобой не согласна. На рынке можно купить вполне приличные вещи европейского производства. Но все равно, в Лондоне они будут дешевле. Я на прошлой неделе ездила туда на автобусе и купила уйму просто прелестных вещей…

— Я так и сказал ему в глаза, что не намерен более терпеть придирки. Да, я не смог в последние два года выпустить плановые научные работы. Но зато полностью выполняю норму по часам занятий. Передайте мне рыбу. И я веду их на высоком, да-да, высоком уровне, и на меня ни разу не поступали жалобы от слушателей…

— Вон-вон, рядом с окном. Такой седой, высокий. Он ездил преподавать в Америку, в университет Беркли, но очень скоро вернулся. Никто ничего не знал, пока к нам не приехал с лекциями один тамошний профессор. Оказывается, он имел глупость рассказать кому-то из преподавательниц скабрезный анекдот, и его вышибли за сексуальные домогательства…

— Ой, я как подумаю, что мне через две недели возвращаться к себе в Никарагуа, просто жуть берет. Я уже подала заявление на следующий семинар, который начинается через две недели. Так и буду здесь перебираться с семинара на семинар, пока не выгонят…

— Просто не знаю, что будет со следующей экспедицией. Правительство не намерено выделять деньги на археологические исследования, и, скорее всего, раньше следующего года ничего не получится…

Сзади окликает Аджанян:

— Все, Алеш, отстрелялся! Пошли отсюда, поболтаем. От этого гула голова лопнет.

Придерживаю Аджаняна за рукав.

— Подожди минуту, потерялся один парень. Если я уйду, он обидится. Любопытный тип.

Саша, как всегда, рассудителен и вдумчив:

— В каком смысле любопытный? Он любознательный или заслуживает внимания?

— И то и другое. Вот он. Боже, в каком он виде!

Азаз улыбается так, как будто получил в свое распоряжение все богатства мира. Ил и, учитывая его маниакальное пристрастие к слабому полу, всех женщин мира. Он раскачивается на своих длинных тонких ногах и довольно развязно подмигивает. Когда он успел так нализаться?

— Азат, я тебя посажу на такси. Мне надо поговорить с моим другом.

Но Азат категорически трясет головой:

— Я поеду с тобой. Не бросай меня. Я не поеду в гостиницу.

И хватает меня за рукав. Бросать этого чумового адвоката здесь нельзя: он черт знает чего натворить может.

Аджанян знает, где я на самом деле работаю, и ведет себя идеально. Когда мы пробираемся к выходу, Саша озабоченно наклоняется ко мне:

— Я хотел поболтать по-свойски. А ты… За каким дьяволом ты взял сюда этого типа? Он тебе нужен?

— Ага, еще больше, чем дырка в голову. Ты видишь, он никакой. Будет сидеть с нами, а мы поговорим.

По дороге Азат приходит в себя и глядит орлом. Он настолько приходит в себя, что в небольшом ресторане довольно вызывающим тоном заказывает себе жареную курицу и принимается лакать вино. Оставив его в покое, мы с Сашей разговариваем о своем. Аджанян жалуется:

— Еле успели оформить документы, так неожиданно прислали приглашение. Но голландцы так настаивали, им на семинаре нужен был специалист по наркоторговле от России. Но программа не очень интересная. Даром что в Голландию съездил.

В поисках сигарет Саша обшаривает портфель, выкладывая на стол какие-то бумаги, конспекты и проспекты. На попадает сложенный листок. Подняв его, Аджанян говорит:

— Вот, пожалуйста, программа семинара. С утра до вечера дурацкие встречи. Вздохнуть не дают.

Исключительно из вежливости открыв программу, вздрагиваю. Третьим номером в семинаре стоит встреча в институте Ван Айхена. Это что-нибудь значит ил и нет? Что, у нашего института с заведением Ван Айхена есть официальные связи?

Посмотрев на часы, Аджанян подводит итог:

— Хорошо посидели. Но твой приятель совсем скис. Такой хилый.

— Еще бы. Мы сколько с тобой тренировались.

Сам Аджанян от выпитого только стал чуть меланхоличнее обычного, а карие навыкате глаза едва заметно затуманились. А вот Азат действительно изолировался от нас. Повернувшись к залу, он высокомерно щурится на посетителей ресторана. Голова у него слегка покачивается на тонкой шее. В равной мере он сейчас может затеять шумный скандал и упасть лицом на стол, чтобы мгновенно уснуть.

— Как ты его повезешь?

— Ничего, доставлю как-нибудь. Сейчас официант тебе вызовет такси, а потом и мы с этим выпивохой отправимся.

В такси Азат то наваливается на меня, то прижимается щекой к стеклу дверцы, и мне приходится придерживать его за рукав.

— Все, приехали. Вылезай.

Но о «вылезай» не может быть и речи. В машине Азата окончательно разморило, и теперь он повисает у меня на руке, как старый плащ. В гостиничном коридоре пусто, и мы беспрепятственно, хотя и не слишком быстро, добираемся по лестнице до номера Азата. Найдя в карманах пакистанца ключ, отпираю номер и с облегчением сбрасываю его на кровать.

— Очнись, гуляка. Слышишь?

Нет, не слышит. Ну и леший с ним. Пусть спит.

* * *

Ван Айхен долго колебался, шагая по кабинету и поглядывая на сидевшего в кресле собеседника, и наконец сказал:

— Поймите меня правильно. Я долго думал над ситуацией, в которой мы оказались. Мы все, и ятоже. Я даже в первую очередь, поскольку не выполнена именно моя часть работы.

Его гость отставил бокал с виски и слегка улыбнулся без малейшего намека на теплоту:

— Когда имеете дело с людьми из спецслужб, старайтесь говорить ясно и понятно. Длительные предисловия означают отсутствие ясности в мыслях. Или стремление запутать собеседника. Давайте перейдем к сути дела. Что вы хотели сказать?

Ван Айхен без обиды пожал плечами и послушно сказал:

— Хорошо. У меня скорее вопрос. У вас есть уверенность в том, что мы контролируем ситуацию? У меня такой уверенности нет.

— Что конкретно