– Ломон, что он несет? – посмотрела осица на сталкера.

– Хочет научиться понимать Медка, – сказал двуединый. – И давай правда обойдемся без оскорблений, хорошо? Разбуди лучше остальных – перекусим да в путь тронемся.

– После такого собачьего концерта никого уже будить не надо, – хмыкнула Олюшка. – Только они вылезать теперь боятся.

– Ничего мы не боимся, – послышался из вездехода голос Подухи. – Просто непонятно было спросонья, что случилось. Думал, на нас утырки напали.

* * *

Позавтракали опять тушенкой и сухарями. Костер и в этот раз разводить не стали – жалко было тратить время, – вполне обошлись и холодной водой.

Медок, схарчив по-быстрому полбанки мяса, отошел вместе с кибером в сторонку, и теперь лай, вой и поскуливание создавали трапезе весьма специфический звуковой фон, что, впрочем, не отразилось ни на чьем аппетите.

Но урок продолжал длиться, и когда завтрак закончился, Ломон уже начал нервничать и хотел окрикнуть пса и кибера, когда те наконец подошли сами.

– Помимо «да», «нет» и «не знаю», – отчитался Зан, – я могу отождествить с русскими словами еще сто восемьдесят пять производимых Медком звуков.

– Ты вроде до этого говорил: сто восемьдесят шесть? – переспросил двуединый.

– Один из звуков на русский непереводим.

– А на какой переводим?

– Это наш с ним специальный сигнальный звук.

– Ого, у вас уже появились какие-то тайны! – вроде бы шутя, но не без ревнивой нотки отметил Ломон. – Ну а сам-то Медок запомнил все эти значения?

Медок что-то прогавкал.

– Он говорит, что запомнил, – перевел кибер.

– Погоди, – спросил Васюта, – а чему ты его вообще научил? Откуда ты знаешь, что именно эти слова пригодятся?

– Сто пятьдесят из них, – ответил Зан, – это наиболее часто употребляемые русские слова, за исключением обсценной лексики, я посчитал неразумным тратить на нее и без того небольшой лексический запас…

– Ну вот, – буркнула Олюшка, – теперь Медку и не матюгнуться. – Непонятно было, сострила она или нет.

Зато Васюта пошутил безо всяких сомнений, да еще и привычно поэтически:

Папа ругался плохими словами,

Это чертовски не нравилось маме.

Шарик к изыскам таким не привык —

Он отварной нынче кушал язык.

– Ну а еще тридцать пять слов куда делись? – отмахнувшись от назойливого поэта, спросил у Зана Ломон.

– Это специфические для текущей ситуации понятия, – пояснил кибер. – Такие как «оказия», «тварь», «гостинец», «винтовка», «патроны», «дирижабль», «гондола», «труп»…

– Можешь не продолжать, – остановил его Ломон, – я понял. Ну а теперь скажи: Медок рассказал тебе, где дирижабль?

– Пока нет, но ведь где расположено озеро Пасма, я знаю, а там уже он пояснит, куда идти дальше.

– То есть Медку не нужно бежать впереди вездехода? – уточнил двуединый.

– Нет, впереди пойду я. Буду проверять безопасность пути с помощью моих датчиков, а также воспользуюсь длинным прутом, как это делал трубник Мамонт на фабрике, мне этот способ показался более эффективным, чем бросание камешков, поскольку он…

– Не продолжай, – вновь прервал кибера сталкер. – Я недавно как раз думал об этом же. Веришь?

– Да. Не вижу смысла, зачем бы тебе в этом врать. А теперь предлагаю вам рассесться по местам и тронуться в путь. Я побегу впереди, выбирая наиболее удобный маршрут. И проверяя его на предмет безопасности, конечно же.

– Погоди, Зан, – сказал двуединый. – Поскольку теперь ты можешь понимать Медка куда лучше, чем мы, я бы все-таки хотел кое-что уточнить, прежде чем ехать к дирижаблю. – Он повернулся к псу и, глядя в умные, цвета гречишного меда глаза, спросил следующее: – Ты передал летунам записку? Как они на это отреагировали? Почему упал дирижабль?

Медок начал скулить, лаять и повизгивать, а когда замолчал, кибер перевел эти звуки:

– Канталахтинцы прочитали записку. Сначала ругались, говорили плохие слова про мончетундровцев. Не хотели связываться с ними по рации. Потом общались по рации с кем-то. Медок не слышал ответов, потому что звук поступал летунам в уши через черные маленькие нашлепки на ушах…

– Скорее всего они связались со своими в Канталахти, – кивнул Ломон. – И слушали их через наушники.

– В лексиконе Медка нет этого слова, – глянул на него Зан. – Но да, я тоже понял, что это наушники. И Медок добавил, что после этого канталахтинцы сказали друг другу: «Будем говорить». Они стали крутить штучки на рации, а потом дирижабль стал тяжелым и упал.

– Стал тяжелым?.. – уставился на пса двуединый. – Значит, он попал в гравитационную аномалию! В очень сильную гравитационную аномалию, если она подействовала даже на сотни метров вверх.

– Не думаю, – сказал Зан. – Тогда бы раздавило и Медка.

– Значит, она действует только на неживое. В таком случае на вездеходе к обломкам дирижабля не приближаемся, выйдем из него заранее.

– В таком случае к ним нельзя приближаться и мне, – резюмировал кибер. – И прут мне тоже не поможет. Поэтому после озера я все-таки буду кидать перед собой камни.

Глава 7

Сначала ехали без происшествий. Трясло, конечно, ужасно, зато теперь обе лавки были свободны, Подуха снова перебрался в кабину, так что Ломон и Олюшка сидели напротив друг друга, вцепившись руками в края сидений и расставив для устойчивости ноги. Со стороны могло показаться, что они приготовились к схватке, но смотреть на них было некому – Медок также находился в кабине, чтобы контролировать верность маршрута, – да и поводов для драки не было тоже.

– Ты что, полностью доверяешь этому чучелу? – прервала молчание осица. – Пустил его вперед, а он заведет нас в болото и утопит.

– Его зовут Зан, а не Сусан, – буркнул сталкер, но потом все же сменил тон: – До сих пор он нас не подводил, зачем бы ему это делать теперь? И потом, разве у нас был выбор?

– Впереди мог пойти ты с собакой. Ну или я, если сам трусишь.

– Дело не в трусости. Но ты ведь понимаешь, что так мы бы потратили слишком много времени… И еще – управляет-то вездеходом не Зан, а Васюта. Да еще и Подуха с Медком рядом сидят. В три-то глаза они всяко болото перед собой разглядят, веришь?

– А чего они все прищурились?

– В каком смысле?..

– Ты сказал «в три глаза». Но так-то у них шесть глаз как бы.

– А!.. Ну да. Тогда тем более.

И вот тут вездеход резко затормозил. Ломон с Олюшкой все-таки не смогли удержаться на лавках и рухнули на пол. Причем двуединый упал на осицу, да еще случайно прижался рукой к