Шрифт:
Закладка:
В общежитии ей выделили место в комнате на четверых, и хотя ее соседки не пытались унизить ее из-за отсутствия денег, у них ничего не получалось с этим поделать. Это были приятные и чуткие молодые женщины, но они также были из тех, кто считал обучение в Лиге плюща своим неотъемлемым правом. Стейси была из Питтсбурга, ее родители были адвокатами и на выпускной подарили ей новенький, практичный полноприводный внедорожник, чтобы было легче ездить по заснеженному северному Сиракьюсу. Тиллмонт Грейвз – Тилли – вечно жаловалась, что ее мобильник и зимние ботинки на год отстали от трендов: она приехала из Нью-Гэмпшира, и на руках у нее была папина кредитка на случай непредвиденных расходов. Отец Тилли преподавал философию в Дартмуте, одном из тех универов, которые, как в это ни трудно поверить, отказали Эмили в приеме. Когда Эмили наконец рассказала об этом своей соседке, Тилли удивилась, что кто-то вообще может захотеть жить в таком маленьком городке, как Хановер. И разумеется, была еще Мардж: ее мать оказалась внучкой одного из тех людей, которых неизменно именуют нефтяными баронами. Каждый год, все то время, что Эмили училась в колледже, Мардж приглашала ее к себе домой на День благодарения и Рождество, молча и с щедрой руки оплачивала билеты на самолет и комнату в отеле для Эмили во время всех их поездок на весенние каникулы, и при этом все четверо делали вид, что это не так. Они были подругами навек и с самого выпуска ежегодно летом проводили девичники в доме Мардж в Мартас-Винъярд[27], а зимой – долгие выходные в пляжном домике Мардж на острове Кауаи[28]. И это несмотря на то, что Мардж снова приходилось покрывать расходы Эмили, ведь дела Билли пошли совсем худо. Она все еще каждый год отмечала День благодарения в Нью-Йорке в до смешного огромной квартире ее родителей площадью в шесть тысяч квадратных футов: она находилась в Верхнем Ист-Сайде[29] и выходила на Центральный парк[30].
Отличные подруги, которым в сравнении с Эмили никогда не доводилось рисковать по-крупному.
Эмили выглянула в окно, наблюдая за тем, как Энди погружается в «порше» и этот экспонат из музея спортивных машин покачивается под его весом, а затем повернула ключ зажигания. Энди не приходилось гадать, заведется ли машина. Благодаря его механику этот антиквариат был на ходу. Все, что от него требовалось, – это повернуть ключ, и всякий раз, когда он это делал, «порше» издавал рев, намекая на мощность своего двигателя. К счастью, на этот раз машина Эмили тоже завелась с первого раза. Просить Энди подтолкнуть ее было бы так же унизительно, как соглашаться, чтобы он заплатил за ее ужин.
Боже, как ей стыдно. Был момент в жизни Эмили, когда она действительно думала, что все это осталось позади, и верила, что, окончив Университет Кортаки, она получит пропуск в новую жизнь.
Но она университет не окончила.
Если бы раньше кто-то сказал ей, что она пустит все коту под хвост, бросит колледж после третьего курса, окажется на мели и будет работать в детском саду в Сиэтле, Эмили бы ни за что в это не поверила. Она бы никогда не подумала, что ее брак временами будет висеть на волоске и все это случится из-за мальчишки… Мальчишек. Он был не один. Когда она с ними связалась, Шон Игл и Билли Стаффорд были именно мальчишками. Они жили в хижине в лесу и с таким трудом сводили концы с концами, что в кои-то веки по сравнению с ними Эмили почувствовала себя богачкой.
Но она сделала свой выбор. Все они сделали.
Эмили подождала, пока Энди уедет, а затем выключила зажигание.
Она горько заплакала и не могла вести машину.
Глава 5. Тете эмили грустно
Близнецы всегда входили в ее комнату бесшумно. Вот Бет крепко спит, рядом храпит ее муж Ротко, и вдруг она внезапно просыпается, чувствуя на себе взгляд девочек. Рут и Роуз были слишком маленькими для своего возраста. Издалека, особенно играя со своими одноклассниками, они казались намного младше семи лет. Но их крошечные размеры не объясняют того, как им удается так бесшумно передвигаться по ночам. Днем, играя, девочки создают такой шум, словно по лестницам бегает стая волчат, а за ними носится их голдендудль[31] Расти. А когда они отправляются на поиски так называемых приключений, Бет зачастую путает их крик с завыванием аварийной сирены.
По правде говоря, практически с того самого времени, как они были зачаты, она ожидала, что вот-вот случится какое-то несчастье. Бет смеялась над россказнями сестры о старом жутком особняке Игл и всегда любила место, где были зачаты девочки – она тщательно следила за своим циклом, – но во время беременности ее преследовали тревожные события и зловещие предзнаменования. Вентиляция начинала издавать странные звуки, когда она засыпала, на улице ей дорогу переходили кошки, и ее трясло от кошмаров. Ротко считал, что Бет стала слишком чувствительной и рассказывает бабушкины сказки, но даже его насторожило то, что обе девочки родились в одежде. Они бы испугались, даже если бы только на одной из них был фрагмент амниотического мешка – или что там из себя представляет эта «одежда», – но в таком виде на свет появились обе! А потом около часа обе девочки совсем не плакали. Акушерке даже пришлось вызвать команду реанимации – врачей и медсестер: они унесли Рут и Роуз, желая убедиться, что ничто не блокирует их дыхательные пути. Девочкам прочистили легкие, и как только их омыли, они превратились в совершенно обычные комочки счастья. Если не учитывать того, как быстро они открыли глаза и как тихо себя вели. Бет показалось жутковатым то, как пристально девочки смотрели. Они только-только родились, но уже сумели сфокусировать на ней свой взгляд. Они словно уже тогда понимали, как сильно она их любит. А когда подошел Ротко, они сфокусировали взгляд и на нем. Бет готова была поклясться, что Рут и Роуз наблюдали за всем с самых первых дней, несмотря на то что во всех книгах о младенцах говорилось, что еще слишком рано и они не видят ничего, кроме расплывчатых теней.
С тех пор много чего случилось. Она вышла замуж за Ротко отчасти потому, что он твердо стоял на ногах и с ним было легко. Некоторые из ее подруг поняли, что такие качества, как «милый» и «хороший», должны высоко цениться в будущем муже, только когда им перевалило за двадцать – тридцать. Ротко не возражал против желания Бет сидеть дома с девочками. В финансовом плане в следующие пару лет им приходилось непросто, но именно Ротко подчеркивал, что, если бы она вышла на работу после их рождения, больше половины ее заработка все равно уходило бы на няню. И нельзя сказать, что перерыв в несколько лет больно ударил по ее карьере. К тому же они оба были бухгалтерами. Может, они и не купались в деньгах, ведь ни один из них еще не вступил в партнерство – тогда Бет еще считала, что Эмили и Билли действительно могут стать миллиардерами, – но зарплаты Ротко хватало на жизнь, пока девочки не пошли в детский сад. Правда, это значило, что его не было дома, когда происходили странные вещи.
Бет рассказала ему о парочке происшествий. Она вспомнила, что как-то раз несколько сотен скворцов из пролетавшей мимо стаи один за другим влетели в окно гостиной на первом этаже их дома. Бет съежилась, боясь, что стекло вот-вот разобьется, но когда все закончилось, она нашла лишь одного мертвого скворца со сломанной
