«Проблемы», написанные Аристотелем или же одним из его учеников, описывают черную желчь как смесь холодного и горячего – горячее проявлялось в маниакальной фазе болезни[128]. Перечисляемые в «Проблемах» симптомы обширны и включают отчаяние, медлительность, социальную замкнутость, мании и суицидальные наклонности, а также эпилепсию, кожные язвы, пораженные варикозом вены, необъяснимую веселость и чрезмерную уверенность в себе. Именно «Проблемы» породили распространенный миф о связи меланхолии и гениальности. Если верить этому труду, абсолютно все великие мужи были подвержены недугу.

Менее широко известный Руф Эфесский оставил огромный след в античном учении о меланхолии. Благодаря своему влиянию на Галена он стал важной частью европейской медицинской науки на весь период господства гуморальной теории[129]. Руф употреблял термин «меланхолия» для обозначения темперамента, настроения, заболевания[130]. Некоторые люди бывают склонны к меланхолии по своей природе[131]. Все, что охлаждало или высушивало тело, способствовало болезни[132]. Нагрев желчи, однако, также мог привести к болезни, поскольку после него она чернела. Физическое состояние могло объяснять характер галлюцинаций: у человека, воображавшего себя керамической урной, так выражалась сухость[133]. Другой «фактор риска» показался важным писателям будущего: чрезмерное усердие в учебе, слишком большое внимание книгам[134]. Это утверждение многократно повторялось в течение всей эпохи Возрождения[135]. Меланхолия порождала социальную замкнутость или даже враждебное отношение к обществу[136]. Она вызывала и физические ощущения, к примеру, тяжесть во всем теле[137], а еще сонливость, снижение аппетита и расстройство памяти. Но есть два наиболее часто проявляющихся симптома меланхолии, которые не зависели от смещения основного акцента и характеристики состояния: страх и уныние[138].

Поскольку меланхолия стала болезнью как ума, так и тела, у античных врачей имелись средства лечения как физического, так и психического здоровья[139]. Некоторые способы психологического лечения очень напоминают нынешние когнитивные техники; указания на ошибки в суждениях и осторожные намеки меланхолику на то, что причин для его скорби нет[140]. Другие теперь именуются «поведенческими» приемами (так, Гален предлагал физическую активность и исключение из рациона вин темного цвета и выдержанных сыров)[141]. Физические средства включали в себя применение целебных трав и массаж. Руф предлагал умеренное употребление вина: оно могло согреть тело и сварить сырые жидкости[142]. Секс также считался хорошим средством. Половой акт был лекарством у некоторых античных авторов; по словам одного из них, он «высвобождает и успокаивает»[143].

При выборе методов лечения, как в настоящее время, так и тогда, специалисты, уповающие на психологические причины болезни, отдавали предпочтение тем методам, которые подразумевали разговоры и изменения в поведении, а те, кто считал, что она возникает по биологическим причинам, выбирал физические способы[144]. Однако при обсуждении душевных аспектов болезни не делался упор на рефлексию. Глубокий анализ психики больного не являлся частью постановки диагноза или лечения.

Болезнь и грех: «самый жестокий из демонов» Средневековья

Меланхолия была вопросом тела и ума, но являлась ли она одновременно и вопросом морали? В христианском Средневековье симптомы меланхолии назвались «апатией» и ассоциировались с унынием. Которое, разумеется, грех, вдобавок смертный. Меланхолия также нарушала христианскую заповедь «всегда радуйтесь»[145], хотя апостол Павел полагал, что грусть в небольших количествах, если она ведет к раскаянию, тоже нужна[146]. Причины болезни все еще помещались в гуморальную и физическую плоскость. Однако исследователи стали уделять больше внимания тому, насколько повинны сами страдальцы в своих страданиях. То есть задаваться вопросом, который, часто в завуалированном виде, дожил до эпохи депрессии.

«Апатия», согласно учению отца египетского монашества Евагрия Понтийского, была искушением. В конце III века он поселился в пустынях к юго-западу от Александрии и следующие семнадцать лет прожил среди колонии пустынников[147]. Апатия, по его словам, была демоном, и самым угнетающим из них. Он может напасть на душу монаха между четырьмя и восемью часами и сделать «солнце медленным и неподвижным, словно бы день длится пятьдесят часов»[148]. Сила демона такова, что он вполне может отвратить от монашества. Один влиятельный монах, Иоанн Кассиан, в особенности связывал апатию с ленью[149]. Упадок духа тоже считался признаком апатии. Кассиан описывал апатию как «усталость или душевную скорбь», которая «сродни упадку духа»[150].

В Средние века списки грехов росли и множились, но уныние включалось в каждый. Грех также считался недугом. Исповедь была одной из форм исцеления, а епитимья – лекарством для души.

Термин «меланхолия» никуда не делся. Еврейский философ Маймонид, находящийся под влиянием Руфа Эфесского, тоже писал о меланхолии. Маймонид видел связь между ней и системой пищеварения и считал, что первая связана с сухостью экскрементов[151]. Он также заметил, что она может переходить в манию.

Святая Хильдегарда Бингенская, монахиня XI столетия, чьи взгляды намного опередили эпоху, много писала на медицинские темы и даже разработала теорию о связи греха с телесными жидкостями. Желчь после совершения первородного греха в Эдеме стала темной. Хильдегарда писала: «Черная желчь… порожденная из адамова семени, пораженного дыханием змия – с тех пор, как Адам послушал его совета и вкусил запретной пищи»[152]. Черная желчь есть в каждом; она является причиной скорби и безнравственности человечества, а также невозможности обрести радость бытия в этой жизни или даже надежду на следующую[153].

Будучи сторонницей гуморальной теории, Хильдегарда считала, что не у всех возникают проблемы со злополучной жидкостью. По ее мнению, у некоторых была врожденная склонность к меланхолии; это мужчины, чей «мозг заплыл жиром. Все оболочки, окружающие мозг и кровеносные сосуды, мутны. Лица людей темны, даже глаза их подобны огню и глазам змеи. У них плотные, крепкие кровеносные сосуды и густая черная кровь»[154].

Описание подобных мужчин пестрит сравнениями с животными: «с женщинами они безудержны, точно ослы», относятся к ним «с ненавистью и смертельной злобой, точно хищные волки». Другие избегают женского общества, «но в сердце своем так же жестоки, как львы, и ведут себя соответственно своим душевным склонностям». Меланхолик похотлив, и секс может облегчить его болезнь[155].

Взаимное воздействие тела и души и сочетание естественных и сверхъестественных причин продолжили оставаться в дискурсе до конца Средневековья. Фламандский живописец Хуго ван дер Гус испытывал помутнение рассудка – уныние и суицидальные мысли – пока в 1477 году не ушел в монастырь близ Брюсселя[156]. Один из