* * *

Описание всей совокупности эффектов и спецэффектов не входит в нашу задачу, но ясно картографирована пока далеко не вся Поднебесная, спрятанная в Поднебесной. Волчки-воронки разговоров разворачиваются на полевом уровне, при этом они даже дополнительно экранируют тот факт, что на некотором отдалении и даже буквально рядом вращается еще одна юла, с иной амплитудой и несравненно больших размеров. И с собственным спином. Это не что иное, как тождество самости и субстанции, или самости и самосознания, выведенное Гегелем в качестве итога поступательного развития понятия. Тождество существует в режиме автоколебаний, или флуктуаций, так что здесь могла бы подойти и такая характеристика, как «частота». Мерцающая (мерцательная) природа сознания не ускользнула, разумеется, от внимания феноменологии, на нее указывали и Декарт, и Гуссерль, и Пятигорский – Мамардашвили. Тождество самости-сознания является важнейшей ипостасью этого «феномена» и отвечает за человеческую самостоятельность.

Колебания в контуре «самость – субстанция», несомненно, содержат вращательный момент, прекрасно описываемый историей о Колобке[18]. Колобок ушел от бабушки, от дедушки, от зайца, волка и так далее, и каждое «ушел» есть манифестация самости, простое я есть. Казалось бы, ушел и скройся, целее будешь. Оставайся сам себе хитрым, и не нужно будет столько крутиться и катиться. И подобная стратегия самостоятельности существует, ее можно рассматривать как сквозную шпионологию мира, связанную с неустранимой заброшенностью и самозабрасыванием, позволяющим уйти от всех исчерпывающих идентификаций. Однако стратегия эта не единственная, и буквально рядом с ней проходит орбита, вдоль которой вращается Колобок и великое множество колобков, крутящихся и в нашем внутреннем мире, и в то же время в собственном пространстве, которое этим вращением и создается.

Крутящий момент (спин) состоит в том, чтобы рассказать о себе, о том, как ты ушел и сумел дойти, сумел прильнуть к океану историй. В этом океане сохранен каждый, про кого есть история и пока она есть. Ты возобновляешь историю и продолжаешь ее, ведь ты ушел не только от бабушки, но и от дедушки, и от волка. Ты ушел от преследования, от несправедливости, от недооценки, и тебя слушают, подтверждая тем самым твое существование. Кроме того, на этой же орбите ты слушаешь и распознаешь истории о себе. Вот звучит история об ушедшем от волка и от зайца. «Да это же обо мне! Я узнаю все ее перипетии, она, несомненно, касается меня и дает мне силы. Я есть!»

Так вращается этот волчок по довольно замысловатой многоступенчатой орбите, своим челночным движением он обеспечивает единство самости и субстанции.

* * *

Если я не ушел от бабушки или от дедушки – меня нет. Если ушел, но никто не узнал об этом – меня нет. Но если я есть, то я совершаю вклад в то, что вообще есть я, этого бытия может хватить и для тех, кто не подключился непосредственно к полю самодвижущегося волчка. Дело тут обстоит примерно так же, как в случае коллективного иммунитета: совсем не обязательно всем индивидам непременно переболеть или вакцинироваться. Вот и Колобок своей песенкой, своей историей по кругу не только утверждает себя как личность, но и тех, кто рядом, и окружающих спасает от безличности. Рано или поздно песенка Колобка в прямом эфире прервется: он-таки попадется – дедушке, волку, медведю, лисе. Или пропадет где-нибудь. Но песенку эту непременно подхватят, ведь юла саморассказываемой истории крутится и передает крутящий момент всем попадающимся колобкам: «Расскажи, от кого ты ушел! Расскажи, как страдал! «Расскажи, как добился успеха, расскажи и приобщись к субстанции своей историей». А история, и рассказанная и дошедшая (услышанная), инициирует отрыв я-присутствия от фоновой анонимности, и тогда прощай бабушка с дедушкой. Тогда я обретаю самостоятельность благодаря самовращательности волчка и эффектам его полей.

Следует отметить важную вещь: юла самовозрастающей истории, истории, которая то моя, то обо мне, вращается не останавливаясь с того момента, как была запущена. Но среди важнейших эффектов такого вращения присутствует относительный покой. Для физики подобные вещи давно известны и очевидны, а вот феноменология только подходит к их осознанию. Можно, например, сказать, что таким образом сохраняется самотождественность я. Если волчок остановится и трансляция песенки прервется, а Колобок, допустим, продолжит свой побег в молчании, то откуда мы будем знать, что это тот же самый Колобок, если он и мелькнет перед нами в самом начале и ближе к концу? Откуда он сам будет знать это, если нет истории? Наш Колобок, скорее всего, исчезнет в любом из эпизодов, и каждый из ловцов (волк, заяц, медведь) будет иметь дело со своим собственным колобком.

Именно так обстояло дело в архаическом социуме: ребенок, скажем мальчик, не прошедший инициацию, и взрослый охотник – это отнюдь не тождественные существа. У них разные имена, различный жизненный опыт, разная чувственность, поскольку основные аффекты записаны в трансперсональной матрице, а не в индивидуальном теле, но главное – между ипостасями отсутствуют перекидные мостики историй. Если же далее происходит экстраординарная инициация шамана (например, на охотника или пастуха снизошел дух одного из предков-шаманов), то перед нами опять новое существо: шаман не вспомнит прежний охотничий опыт как свой. Так все шло до тех пор, пока не был запущен самовращающийся волчок, способный продуцировать биографическое единство, причем не только пожизненно, но и посмертно. В каком-то смысле если и не бессмертие души, то ее удивительную долгосрочность, «живучесть», удалось обрести в новой субстанции: не в богостоятельности, посредством которой отбираются праведники и спасенные, а в самовращательности, в истории, которая, если она о тебе или твоя, способна тебя увековечить.

Таким образом, эффект покоя и устойчивости это и есть суть той работы, которую совершает непоседливый Колобок. Но есть еще и множество спецэффектов и проекций на разные поверхности. Когда метод юлы войдет в практику, все они, конечно, будут описаны и классифицированы – и сопоставлены с волчками фюзиса в порядке изохронии.

Сейчас я хочу подчеркнуть, что одним из спецэффектов нашей самой большой самовращательной юлы является литература. Нет, не вся литература и не всё в литературе, тут дело обстоит так же, как и с дистрибуцией вещей, которая ведь осуществляется и помимо товарного производства. Но задумаемся вот над каким ключевым моментом. Колобок вышел в эфир, ему важно передать репортаж, важно рассказать свою историю и быть услышанным, зарегистрированным в существовании. Однако в эфире он не один, существует конкуренция историй и за внимание слушающих надо бороться. Следовательно, недостаточно оповестить мир о том, что ты от зайца ушел и от