Шрифт:
Закладка:
На мгновение замолкает, ресницы, многократно увеличенные дурацкими очками, хлопают, словно два веера…
И я перестаю дышать.
Реально.
Тупо замираю у двери, ощущая неожиданную дрожь в коленях. А у меня, чтоб вы понимали, даже перед соревнованиями и первым рабочим днем на дядьку Питера такого дерьма не происходило…
С трудом перебарываю в себе дикое желание ухватиться за косяк двери, не могу никак отвести взгляда от хрупкой напряженной, чуть сгорбленной фигурки у кафедры, потому что… Да потому что не может такого быть!
Да ну нахер!
В аудитории у кого-то падает ручка, и это приводит меня в чувство.
Ни слова не говоря, молча прохожу к привычной первой парте, прямо перед кафедрой, сажусь.
И , кажется, только сейчас вспоминаю, что надо бы подышать. Посчитать про себя до ста и обратно… И потом еще разок глянуть на непонятно, откуда взявшуюся женщину. И убедиться, что не прав. Что просто крыша, наконец-то, нарезала винта, чего от себя, признаться, подспудно ждал весь этот гребанный год.
Давил эту мысль, отталкивал, забивал работой… Но на подсознании постоянно это было…
И вот на тебе, пожалуйста… Случилось.
Потому что непонятная личность у кафедры никак не может быть Инессой. Просто не может. И значит, у меня активизировался тот самый глюк, годовой давности, когда я ее лицо во всех встречных девках искал… Думал, прошло… А нихера…
А женщина, между тем, продолжает прерванную моим появлением речь, никак не комментируя нахальное появление.
Голос ее, до дрожи пробивающий, знакомый, ощущение, что прямо в голову забивает гвоздь, разносится на всю аудиторию:
— Должность лаборанта кафедры достаточно важна, прошу отнестись ко мне, как к временной замене профессора Синицина, со всеми полномочиями преподавателя… В данный момент я — учебно-вспомогательный персонал, для вас обеспечу документационно-методическое обеспечение, — гладко выпевает она, не запинаясь больше и не глядя на меня. — Ко мне можете обращаться за планами семинарских и практических занятий. Профессор Синицын будет отсутствовать всего две недели. Я же буду подготавливать вас в этой аудитории. В основном. Но сейчас вы переходите в лабораторию, продолжим с вами изучать коллоидную химию под руководством профессора Бехтеревой. Для начала я раздам вам…
Она продолжает говорить, а я прихожу в себя и снова смотрю.
В ее лицо, бледное, его сильно уродут здоровенные очки, конечно… Но вот губы…
Пухлые, чуть влажные, нежные…
Эти точно без силикона, и я прекрасно помню ощущения от них. Как она меня обхватывала, как влажно было и горячо. И смотрела снизу, и слезы текли из уголков глаз…
Она это, блядь!
Она!
Я смотрю на Инессу и не могу понять, какого чёрта она… Так выглядит! Что она вообще забыла здесь?
Словно лезвием по сердцу, опять старое чувство, которое я пытался подавить в себе.
Столько трудов было вложено, чтобы выжечь её из памяти! Вычеркнуть её из своей жизни.
И не получилось… Получается, что не получилось.
А я уже думал, что в прошлом. Уже забыл ведь!
Ан нет, сука!
Какие губы!
Она реально думала, что я её не узнаю?!
Похудела, не накрашена, карие глаза смотрят на аудиторию строго и безэмоционально.
И голос не дрожит ведь!
Спокойно смотрит перед собой, разъясняет какую-то херь про изменения в расписании, а я смотрю, постепенно набираясь дикой злобой.
Даже душно становится, откидываюсь на скамейке и изучаю лаборантку, уже принимая внутри себя тот факт, что это она. И я не ошибся.
Она… Сука подлая, выклевавшая мне всё сердце, я же её не забыл. Да, пытался. Год прошёл, старался заменить работой и спортом, девчонками. Хватался за всё, лишь бы не вспоминать эти губы, этот голос.
Всего лишь одна ночь. Проклятое восьмое марта.
“Поиграли, и хватит”...
Ничего не вернёшь.
Я ведь анализировал всё, что произошло тогда, год назад, старался понять, всё разложить по полочкам… Прикидывал, что было бы, если я тогда не встретил ее… И , к сожалению, пришёл к выводу: я в любом случае подошёл бы к ней, я в любом случае начал уламывать её ,потому что мимо такой не пройти.
И даже сейчас в этом убогом наряде, она будоражит и сводит с ума. Сука!
Давай, тварь, посмотри на меня!
Ты же помнишь!
Она берет листок, обращаю внимание, что ногти срезаны коротко. В прошлом году был красный блядский маникюр…
Флешбеками: ладонь на моей груди, скользит вниз, обхватывает…
И всего сразу же перетрясает от кайфа…
Су-у-ука…
Год прошел…
Какого хера???
Инесса, похоже, и не подозревая, что со мной именно в это мгновение происходит, демонстрирует аудитории какой-то бланк:
— В крайнем правом прямоугольнике вы пишете свои фамилию, имя, отчество, курс внизу, имя преподавателя и заполняете всё. Сдаёте мне завтра с утра и получаете новые брошюры. Данное пособие будет большим плюсом на ближайшем тестировании, прошу отнестись к этому со всей ответственностью. Профессор Синицин, после своего отсутствия, обязательно проверит то, как вы работали в этот момент.
И тут она , наконец-то, встречается со мной взглядом…
Время замирает между нами.
Год назад она была смуглая, а теперь бледная, в тон своему застиранному халатику.
Мне кажется, или еще бледнее сейчас?
Глаза за стеклами очков огромные, что-то восточное в разрезе.
И совершенно безмятежные. Ни один мускул не дрогнул, реально.
Сумела взять себя в руки? Или…
Не узнала? Не вспомнила?
Да не может быть!
Давлю взглядом, неосознанно, но прямо ощутимо. Я знаю, как это делать, хотя до отца далековато еще… Но гены, мать их, не пропьешь.
Давай, Инесса, покажи, что помнишь… Ты же помнишь! Помнишь!
Жадно изучаю реакцию на себя… Которой нет! Нет!
Она меня тупо не помнит!
Злобно сжимаю губы, чуть прищуриваясь и не отводя от нее многообещающего взгляда.
Не помнишь, значит… Или не хочешь показывать?
Так я, сука, напомню! Всё напомню. И заставлю показать.
Но бессловесная угроза никак не впечатляет Инессу, она спокойно продолжает, уже глядя прямо на меня, объяснять, что нужно делать с листочком, что сдавать, что заполнять, как вести себя в лаборатории госпожи Бехтеревой.
— И не надо опаздывать!
Последнее — с торжеством, прямо в глаза мне! И как-то даже не сразу доходит мессенж… А
