Он решил идти налево, чтобы была готова к бою правая рука с зачарованным мечом Гатадеса, – на тот случай, если он столкнется нос к носу с каким-нибудь особенно рьяным прислужником Сета.

Довольно скоро песок сменился голой отвесной скалой. Она была холодна и суха, тишину пещеры ни разу не нарушило журчание поземного ручья или хотя бы редкий стук падающих с потолка капель. Воды, похоже, здесь не было, а жажда мучила киммерийца все сильнее и сильнее.

Мало-помалу он понял, что стена все круче и круче начинает уходить вправо, что совсем не понравилось киммерийцу. Если окажется, что он заперт в каменном мешке… или, быть может, тут и есть выход, на высоте больше человеческого роста… От таких мыслей становилось совсем плохо, и Конан старательно гнал их от себя прочь.

«Нет, похоже, я все же кружу, – подумал он спустя еще некоторое время. – Вроде опять песок начинается… да, так и есть. А где же мой камень?»

Камень был на месте. Крепко ударившись о него большим пальцем правой ноги, киммериец со злостью выругался не столько от боли, сколько от осознания факта, что он, похоже, оказался в большой ловушке. Клетка для крупной и злой крысы захлопнулась.

– Скажи, а зачем ты положил камень к моему любимому откосу, незнакомец? – вдруг раздался странный шепелявый голос. – Я часто скатываюсь по нему – сверху вниз, сверху вниз – и мог бы ушибиться!

Прижимаясь спиной к песчаному склону, Конан резко развернулся на голос, держа наготове клинки. В темноте прямо перед ним где-то на уровне его пояса горели бледно-зеленым огнем два больших, вытянутых глаза с белесыми вертикальными зрачками. Глаза не мигая смотрели на киммерийца.

– Ты… кто такой? – хрипло спросил он, на всякий случай прикидывая расстояние до странного гостя.

– Нет, это я тебя должен спросить – кто ты такой? – с некоторым недовольством ответило зеленоглазое существо. – Ты подкатил камень к моему откосу – верно, хотел, чтобы я сломал себе спину, скатываясь вниз, – да еще и спрашиваешь, кто я такой! Ты дерзок, а дерзость нуждается в наказании…

Во тьме что-то еле слышно зашелестело – различить эти звуки мог лишь такой острый слух, как у Конана. И это его спасло. Инстинкт заставил его пригнуться и рвануться в сторону – в тот самый миг, как над его головой что-то свистнуло и с глухим хлопком врезалось в песок. Точно хлыстом ударили.

– Я положил камень, чтобы отметить это место, – тем не менее попытался вступить он в переговоры. – Я, видишь ли, провалился сюда сверху и даже понятия не имел, что здесь может кто-то жить!

– Конечно, такая чистая, аккуратная, сухая пещера, – обиженно проворчал в ответ голос, – и здесь, видите ли, никто не может жить! Ты врун, ты прекрасно видишь, кто я, ты уклонился от моего хвоста, как опытный в играх резуни, – и толкуешь мне, что пришел сюда не для того, чтобы охотиться на меня!

– Клянусь Кромом! – рявкнул киммериец. – Мне нет до тебя никакого дела, о почтенный хозяин этой пещеры. Я пришел сюда не для того, чтобы охотиться на тебя или на кого-либо еще; я вообще попал сюда не по собственной воле. И я постарался бы отблагодарить тебя, если бы ты вывел меня отсюда!

– Вывел тебя отсюда? – искренне удивилось зеленоглазое существо. – Вывел куда? Наверх? Но я там никогда не бывал! Вниз – пожалуйста, под этой пещерой лежат огромные и прекрасные лабиринты. Если хочешь, пойдем туда. Там можно славно поохотиться.

– Нет, мне туда не надо, – покачал головой Конан.

– Ну, тогда я пошел, о пришелец, – заявило существо. – У меня много дел. Наверху в свои права вступает ночь, мелкие и вкусные твари там, внизу, вылезают из своих норок… Мне надо идти. Прощай! Было приятно поговорить с тобой.

– Постой! – окликнул Конан своего странного собеседника. – А скажи мне, не бывали ли тут еще такие же, как я, люди? Из того храма, что возведен за последний год там, наверху, как раз над этими пещерами?

– Да, бывали, – после некоторого раздумья ответило существо. – Они продолбили потолок как раз в этом зале. Потом скинули вниз веревку и спустились по ней – а потом поднялись, и больше я их не видел.

– А откуда ты так хорошо знаешь наш язык? – поинтересовался Конан. Несмотря на всю тяжесть его положения, любопытство взяло верх.

– Это долгая история, – охотно сообщило существо, видимо, радуясь возможности поговорить, словно забыв, что только что заявляло, будто чрезвычайно торопится. – Я ведь живу здесь очень, очень давно; когда-то верхние ярусы пещер имели сообщение с поверхностью. Тогда я часто гулял по подлунному миру. Окрестные племена почитали меня и часто приносили мне вкусную пищу. От них я научился вашей речи. А потом… Земные силы внезапно встали на дыбы, словно те странные животные, которых вы, люди, зовете «конями», и выходы оказались завалены… Но я ничего не забываю, – хвастливо добавило существо. – Вот и ваша речь… Ты ведь понимаешь меня?

«Что-то по тебе не скажешь, что ты тысячу лет просидел в заключении», – подумал Конан. Он, конечно, был диким и необразованным варваром-киммерийцем, однако умел хорошо рассуждать – если бы это существо и выучило язык неведомого народа, что обитал тогда на поверхности, что-то слабо верилось, что эти племена были из числа хайборийцев, вдобавок за тысячу лет речь людей могла сильно измениться – об этом Конану говорил еще его отец. Северянин заподозрил неладное.

– Ну, я все же пойду, – вздохнуло существо. Было в этом вздохе что-то неуловимо лицемерное; Конан напрягся, его чутье варвара предупреждало об опасности.

Однако он не подал вида.

– Что ж, прощай, – с деланым унынием ответил он. – Видно, мне суждено провести мои последние часы в одиночестве…

Киммериец не видел поднесенных вплотную к лицу собственных пальцев, однако не сомневался, что существо отлично видит каждое его движение. И потому он как можно более выразительно опустил голову, всем видом своим стараясь выразить беспросветное отчаяние, – подражая в этом уличным шадизарским артистам, часто дававшим представления в заморанской столице.

Его уловка удалась лишь потому, что говорившее с ним существо не было человеком – любой другой, даже самый темный и недалекий рыночный стражник в Аренджуне, сразу бы раскусил неумелое притворство Конана. Однако пещерный собеседник северянина принял все это за чистую монету. Голова у Сладкого Мяса была опущена, глаза смотрели вниз… мышцы расслаблены… он не сможет отдернуться так же быстро, как в первый раз…

Невозможно сказать, каким образом Конан определил тот