Вспомните Петроград первых лет революции. Опустевший, притихший, настороженный. Город с грязными улицами и ободранными домами. Город, в котором бесчисленное множество драгоценных произведений искусства, но нет хлеба и топлива. Вот тогда-то и попытались предприимчивые американцы заполучить чудесную ограду Летнего сада: они предложили правительству молодой Советской республики поменять ее на паровозы. И хотя для разоренной, сражающейся с интервентами страны каждый паровоз означал боеприпасы для фронта, хлеб для голодающих городов, ограду не отдали. А паровозы мы вскоре построили сами. И паровозы, и самолеты, и первые в мире звездные корабли. Воистину, как писал когда-то Тютчев: „Умом - Россию не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать - в Россию можно только верить".

Как уже говорилось, во второй половине XIX - начале XX века „отцы города" мало беспокоились о судьбе старого сада, хотя о его плачевном состоянии неоднократно писали газеты и журналы: „В каком виде его решетки и статуи! Гранитные столбы фельтеновской решетки осели, урны, того и гляди, потеряют ручки, а средние из трех ворот, выходящих на Неву, закрыты, как заплатой, часовней.

Когда идешь по главной аллее, то взгляд невольно ищет дали и вдруг упирается в глухую стену, не имеющую ничего общего с окружающим.

Тонкая решетка террасы, выходящей на Лебяжий канал, проломана и зачинена проволокой, а статуи, без носов, без рук, покрытые плесенью".

С первых же дней установления рабоче-крестьянской власти Советское правительство делало все возможное, чтобы сохранить памятники искусства и старины, уберечь их от разрушения и расхищения. Взятые под охрану государством, бывшие царские дворцы и летние резиденции превращались в музеи, в доступные для всех парки. Бесценным садом-музеем стал и Летний сад. Теперь о нем заботились сами жители города. Не раз приходила сюда на субботники молодежь двадцатых годов. Ведь дела в саду всегда хватает: надо было расчищать дорожки и аллеи, сажать новые деревья, перекапывать клумбы. Особенно много рабочих рук потребовалось после 23 сентября 1924 года, когда древнее Балтийское море сделало еще одну попытку вернуться в свои прежние границы, покинутые им около двух с половиной тысячелетий назад. В этот день на долю Летнего сада вновь выпало тяжелое испытание; казалось, Нева во что бы то ни стало решила смыть его с лица земли.

Не жалея сил, боролись ленинградцы с последствиями наводнения. В саду не только наводили порядок, но и начали работы по реставрации скульптуры и зданий. В 1931 году было решено восстановить в первоначальном виде большую ограду. Часовню разобрали, но так как найти снятые центральные ворота не удалось, вместо них поставили еще одно, дополнительное звено решетки; к нему прикрепили мраморную доску с лаконичной надписью: „На этом месте 4-го апреля 1866 г-революционер Д. В. Каракозов стрелял в Александра II".

В 1934 году в жизни сада произошло еще одно значительное событие: в Летнем дворце открылся музей основателя города. (Надо сказать, что после смерти Петра дворец перестал быть „царским домом" и использовался лишь эпизодически. В середине XVIII века в нем жили белошвейки и прачки, обслуживавшие царский двор. Позднее его отдавали на лето крупным сановникам. При этом чуть ли не каждый раз ремонтировали и подправляли, приспосабливая к вкусам и требованиям очередных „дачников". С начала XX века в нем устраивали различные выставки.)

Немало энтузиазма и самоотверженного труда реставраторов и музейных работников нужно было для того, чтобы привести в порядок здание, наполнить его подлинными вещами петровского времени, воскресить в его стенах дух давно ушедшей эпохи. Делалось это любовно и талантливо. Не случайно еще во время съемок одного из лучших советских исторических фильмов „Петр I", когда кропотливая работа по воссозданию Петрова дома фактически была только начата, Алексей Николаевич Толстой посоветовал исполнителю роли Меншикова, М. И. Жарову, переночевать в Летнем дворце, для того чтобы почувствовать аромат Петровской эпохи. Ночь, проведенная в жилище Петра, надолго сохранилась в памяти артиста. Позднее он рассказал о ней в своих мемуарах: „…меня отвезли во дворец одного. Раскинув на полу свой тулуп, я приготовил все ко сну, как в кадре ночной сцены Петра и Меншикова, когда, засыпая, они ведут разговор о России. Нарезал в деревянную чашку свой ужин, в настоящую петровскую бутыль перелил армянский „коллекционный", зажег свечи в шандале (подсвечнике) и, сев за стол у окна, ждал Симонова…

… Я сидел у окна и смотрел, как зачарованный. Окно угловой комнаты создавало для пейзажа естественную рамку, которая так удачно отрезала боковые современные здания, что передо мной представала как бы величественная панорама старого Петербурга. Таким я его еще никогда не видел.

Старые часы хрипло отстукали одиннадцать вечера, но было совершенно светло, и свечи горели только для настроения. В доме стояла исключительная тишина, даже не скребли мыши. Я очень устал, и хотелось спать… Уснул моментально. Но, как мне показалось, я так же быстро и проснулся от солнечного луча, который бил прямо мне в лицо. Потянулся, открыл глаза… Незнакомая комната, и стены, и окна со странными переплетами рам. Старые дамы, смотрящие на меня с портретов, и я, лежащий на полу в мундире… Все показалось мне сном, и, не желая терять его, упустить, я снова крепко зажмурил глаза".

Фильм „Петр I", вышедший на экраны в 1938 году, пользовался огромным успехом у зрителей. Многие из нас смотрели его по два-три раза. Мы восхищались режиссерским и актерским мастерством (с тех пор Петр и Алексей, Меншиков и Екатерина живут в нашем сознании такими, какими воссоздал" их Симонов и Черкасов, Жаров и Тарасова), мы верили каждой исторической детали, каждой бытовой подробности и с волнением следили за разыгрывавшимися на экране жестокими баталиями. Тогда, в конце тридцатых годов, сидя в темном зале и слушая исполненное патриотизма обращение Петра к русской армии перед началом Полтавского боя, мы еще не знали, что вскоре его слова зазвучат, как призыв к нашему поколению: „Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества".

…Весна 1941 года была в Ленинграде на редкость поздней и холодной. Только в конце мая деревья в Летнем саду покрылись нежным изумрудным пухом и в траве газонов тысячами маленьких солнц вспыхнули желтые одуванчики. Как и обычно, ленинградские дети плели из них венки, как и обычно, на садовых скамейках юноши и девушки готовились к экзаменам, мечтали о летних каникулах. Но лето пришло в Ленинград вместе с войной: 22 июня в