Так и познакомились, с Катей у нас получились вполне себе дружеские отношения, с Максом — тоже. И, чтобы отвлечься от всего этого, от Егора, который все же выполнил данное мне обещание и не подходил даже, на пары не приходил почти, от отца его, ясно давшего понять, чтобы не думала даже в ту сторону, я приняла предложение Кати иногда помогать ей в центре для жертв домашнего насилия, который, оказывается, у нас в городе имелся, и ее матери принадлежал. Мне было не в тягость, а они любой помощи рады были. Пару раз Демина за мной водителя посылала, этого оказалось достаточно, чтобы в коллективе нашем «дружном» слухи зародились, да и у учеников зрение, когда это нужно, в порядке.

Я слухи опровергать не стала, поддержала даже, считая, что так лучше, и до сих пор так считаю. Все я правильно тогда сделала, а потом… потом чертов театр и прогулка по набережной, я просто не смогла сопротивляться, не смогла больше делать вид, что ничего не чувствую к этому засранцу настойчивому, потому что чувствовала, не должна была, а чувствовала. Себя корила, ругала, а на поцелуй его ответила, хотела, потому что. Дура. Какая же все-таки дура.

А через день после того случая на пороге моей квартиры вновь объявился Волков-старший, в сопровождении двух амбалов и ясно дал понять, чтобы исчезла я из жизни его сына. Месяц дал на то, чтобы в лицее дела утрясла и заявление на стол положила. Я и положила. И все так удачно сложилось — Егор, появившийся в лицее как раз в мой последний рабочий день, Макс, по просьбе Кати меня тогда по пути подобравший, словно так и нужно было, словно сама судьба меня к подобному шагу подталкивала.

— Ксюш, ты еще со мной? — голос мамы вырывает меня из размышлений о прошлом.

— Да, прости, что ты говорила?

— Я говорю, что, если судьба, то никуда ты от нее не денешься, доча, — мягко улыбаясь и поглаживая меня по голове, совсем как в детстве, произносит мама.

— Что ты такое говоришь, какая судьба, мама? Ему восемнадцать, понимаешь, восемнадцать, он мой студент, проклятье какое-то, да что же это такое, — прячу лицо в ладонях, и начинаю реветь, как ребенок. Двадцать три года, а ума нет.

— Тоже мне проблема, в ваше-то время, — хмыкает мама, продолжая поглаживать меня по волосам.

— Его отец, он никогда не позволит, — всхлипываю и понимаю, что сейчас окончательно расклеюсь.

— Подумаешь, отец, может он только с виду такой грозный.

— Ты просто его не видела и не говорила, а я…

— А ты не сказала главного, — перебивает меня мама.

— Чего?

— Того. Возраст, папа, и ничего о том, что ничего к нему не чувствуешь.

— Я… — открываю рот и не знаю, что сказать. Только и могу, что глазами хлопать, а мама, она всегда такая была, зрит в корень и бьет точно в цель.

— То-то и оно, Ксюш, нравится тебе мальчик, и не отрицай, врать не хорошо.

— Ты не понимаешь, он же… и я… да, Господи, мне двадцать три, я мать-одиночка, а он… он просто дурной мальчишка, который не сегодня, так завтра потеряет интерес.

— Ох, Ксеня-Ксеня, что же ты всегда самый худший расклад рассматриваешь? — мама качает головой и вздыхает громко. Может, у него все серьезно.

Вот на этом моменте я не выдерживаю и начинаю смеяться. Правда, смех мой больше на истерический припадок тянет, и, наверное, я сейчас пациентку дурдома напоминаю.

— Не бывает в таком возрасте серьёзно, мама, понимаешь, не бывает. Четырехлетнее тому подтверждение в детской сейчас кубики собирает.

— Ксюша, ты зачем по одному человеку всех ровняешь?

— Потому что восемнадцатилетние парни все одинаковые, все мама. Не важно, что я чувствую, важно, что у него это просто придурь, которая выветрится, как только он о Катьке узнает, — встаю с места, беру практически нетронутую тарелку с едой и в этом время чувствую на своих руках теплые ладони мамы.

— Оставь, я сама уберу, иди к дочери.

— Спасибо, мам, — целую ее в щеку и делаю как она говорит.

Котенок, увлеченная кубиками с буквами, меня не замечает. Сидит себе высунув язык и составляет из буков уже известные ей слова. А я смотрю на дочь и понимаю, что как бы там ни было, а родить ее было моим самым правильным решением. Потому что вот это чудо стоило бессонных ночей, стоило отсутствия отношений с мужчинами, вообще всего стоило. И будь у меня шанс вернуться в прошлое и изменить его, я все равно оставила бы все как есть.

— Мамочка, а ты почему плачешь? — тоненький голосок дочери приводит меня в чувства.

Смахиваю слезы, ругая себя за глупость, кажется, слишком много косяков для одного дня.

— Что ты, малыш, просто в глаз что-то попало, — улыбаюсь дочери, усаживаясь рядом с ней. — А вообще, Котенок, тебе уже пора спать.

Малышка хмурится, но не спорит, кивает только и поднимается на ножки. Она у меня вообще послушная, не капризная совсем, золото, а не ребенок.

— А завтра пятница.

— Пятница, — подтверждаю, хотя она и не спрашивала, утверждала скорее.

— Значит, ты будешь дома, — улыбается малышка, и я в ответ не могу сдержать улыбки. — А можно я тогда тоже в садик не пойду?

— Дома, Котенок, можно, конечно.

У меня нет пар по пятницам, обычно я провожу их с дочерью, мы прогуливаем садик, или, если это нужно, помогаю в центре. Катя, конечно, расстроилась, когда, проработав в центре больше полугода, я ушла, получив место в университете, но пообещав, что буду заглядывать время от времени.

Котенок засыпает быстро, сегодня обходимся без сказки. К тому моменту, когда я покидаю комнату дочери, в квартире стоит полная тишина. Иду в свою спальню и заваливаюсь на кровать, даже не раздеваясь. Не хочу, ничего не хочу. Слишком много событий для одного дня. Уснуть, правда, тоже не получается, перед глазами так и стоит Волков, а в голове звучит его голос: «Я дам тебе время осознать этот факт».

Усмехаюсь. Что же ты скажешь, когда узнаешь, что у меня есть дочь. Впрочем, я знаю, что будет. Все, как всегда, виноватая улыбка и исчезновение с горизонта. Никому не нужны чужие дети, да чего уж, если даже свои не нужны.

Засыпаю я глубокой ночью, усталость берет свое, а проснувшись утром, обнаруживаю на кухне Котенка, уплетающую блины.

— А бабушка где? — спрашиваю ребенка.

— Бабушка сказала, что едет на дачу и вернется в воскресенье, — переживав блинчик, деловито отвечает Котенок, чем вызывает у меня улыбку.

На дачу. Ума не приложу, чего на этой даче в конце ноября делать. У мамы, правда, на этот счет с некоторых пор другое мнение. Воздухом свежим, говорит, дышит.

Целый день провожу с дочерью и в который раз понимаю, что вот оно счастье. И никто нам не нужен, самый главный человек в моей жизни со мной, а с остальным… с остальным я разберусь.

К вечеру Котенок утомляется, как это бывает каждый раз, когда у меня выходной, и сама бежит в ванную, а потом в постель, в ожидании сказки на ночь. И когда я устраиваюсь на кровати рядом с дочерью, в квартире раздается звонок.