Шрифт:
Закладка:
К тому же скоро состоятся грандиозные игрища на арене Колизея. Недаром по распоряжению Тита Сергия закупили множество хищных зверей: бенгальских тигров, африканских львов, питонов, пантер и быков. Ланисты Рима не спят ночами, обдумывая каких именно гладиаторов отправить на бойню пред грозными очами молодого императора, столь щедрого на развлечения для своего народа.
Немного поразмыслив, на всякий случай я решила подружиться и с Боратом. Первую неделю мы даже не разговаривали. Преторианец молча проходил в свою комнату на ночлег, а днем почти всегда был рядом с Цезарем.
Сначала охранник недобро косился в мою сторону, но увидев, что Фурий позволяет мне сидеть рядом с ним, есть с одного стола и запросто беседовать о том о сем, и Борат немного оттаял. Казалось, даже прислушивается к моим басенкам, особенно если речь шла о сражениях, полководцах и военных трофеях.
Кое-кто из новых знакомых объяснил, что меня не случайно подселили в проходную комнату к гвардейцу – он должен был присматривать за мной, я же во дворце человек новый, мало ли что могу замышлять, а Борат имеет неограниченное доверие.
Но служаке явно не хотелось меня допрашивать и выслеживать, напротив, мое присутствие по соседству с его лежанкой через тонкую стену, Бората заметно раздражало. Немного осмелев, я потихоньку начала налаживать контакты, вдруг пригодится. Так, сегодня сама принесла с кухни блюдо с ужином, поставила на стол в его закутке. Только Борат заботу не оценил, грубо заметив, что не стоило стараться.
– Нечего сюда таскать еду, я привык есть вместе с солдатами.
«Какой же ты груби-я-ан…»
– Подумала, что вернешься поздно и захочешь перекусить, хотела порадовать соседа. Тут кусок баранины и чечевица. А что ты вообще любишь, Борат?
Он задумчиво почесал затылок и шмыгнул носом, прежде чем отвечать.
– Ем, что дают. Не мое дело перебирать еду. Я привык к самому простому.
Ну, надо же! В этот раз он не закрыл двери к себе, и я прекрасно слышу, как солдат ходит по своей каморке, скрипит ремнями нагрудника, снимая броню. Тихонько смеюсь про себя, получается, опять буду ночевать под охраной лучшего гвардейца Рима. Вот умора!
Мне не спится, я хорошо успела отдохнуть, Фурий куда-то выезжал с пышной свитой, и мой день на Палатине выдался спокойным.
– Бо-о-рат… – зову, тайно надеясь, что не услышит.
– Чего тебе? – из открытой двери слышен ворчливый густой бас.
– А правду говорят, что ты трижды спасал императору жизнь?
– Может, и больше.
Приподнимаюсь на локте и раздумываю, стоит ли продолжать разговор. Борат, наверно, сегодня устал, – когда цезарь на выезде, охране надо смотреть в оба, вдруг из нарядно разодетой или нищей толпы вылетит отравленный дротик.
Плотнее закутываюсь в одеяло и подтягиваю колени к груди, в комнате холодно, а бронзовая жаровня с углями почти остыла. Также скоро догорит толстая оплавленная свеча, и виссоновый фитилек упадет в керамическое блюдце. Приятно пахнет лавандой, местный лекарь Лепид сказал, что ее аромат улучшает сон так же, как эфирные масла валерианы, розы, муската, ванили и мирра. А еще кедр хорошо успокаивает и восстанавливает силы после физической работы или умственного труда.
Все свечи в покоях императора ароматические, Фурий настоящий эстет и ближайшему окружению перепадает часть дворцовой роскоши. С ума сойти – Валентина Ларионова входит в ближний круг императора Древнего Рима!
Раздумья мои прерывает резкий возглас:
– Ты спишь?
Удивительно, но Борат, похоже, решил продолжить беседу, надо ответить.
– Нет, жду пока ты, наконец, захрапишь.
– Зачем это… ждешь?
Закрываю рот рукой, чтобы не расхохотаться. Сегодня хочется его немного подразнить.
– Тогда я прокрадусь к тебе и утащу баранину. Мясо еще теплое и обильно полито гарумом. Мне сказали, что пикантный соус готовят из рыбьих кишок, правда, что он жутко пахнет во время приготовления? Я не заметила дурного запаха, пока несла сюда, а попробовать не догадалась.
Солдат пару минут соображал, что бы мне ответить и нет ли в моих словах скрытой лепзости, а я со смеху покатывалась. Вот тугодум, я всего лишь дурачусь, прекрасно знаю, как долго готовят гарум, который придает пикантный вкус многим блюдам.
Когда мощная фигура Бората показалась в дверном проеме, я немного струхнула. Ах, какая прелесть – преторианец принес мне поднос с нетронутым ужином.
– Можешь забрать себе, я же сказал, что ничего не хочу! – проворчал он.
– Понятно!
И что теперь делать… Я не собиралась наедаться на ночь, очень мне нужна пряная баранина с разваренной кашей, густо приправленная чесноком. А Борат как назло стоит рядом и чего-то ждет. Пришлось подняться и зажечь новую свечу, чтобы стало светлее.
– Ну… чего же не ешь? – с едва уловимой насмешкой спросил Борат, уперев кулаки в бока.
– А ты будешь стоять и смотреть, да?
Ой, кажется, я поняла! Наверно, этот громила решил, что я собираюсь его отравить. Теперь не уйдет, пока не проглочу хотя бы кусочек. Зачерпнув разваренную чечевицу оловянной ложкой, я медленно поднесла ее ко рту. Осторожно принюхалась – так и есть: чеснок, базилик, красный перец и еще какие-то специи, наверняка, жгучее объедение.
Но я-то планировала разыграть дурацкий спектакль, а потому засунула кашу в рот и сейчас же изобразила кашель и удушье. Борат так тряхнул меня за плечи, что я чуть не подавилась несчастной чечевицей.
– Со мной все в порядке. Лучше подай воды, очень уж острое блюдо!
Мне было стыдно. Вроде взрослая девушка из двадцать первого века, можно себя серьезней вести, а не издеваться над римским дядькой старше себя. Думаю, преторианцу уже за сорок. Попробую спросить прямо.
– Борат, а сколько тебе лет?
– Много!
Он сунул мне в руки бурдюк с вином – только что притащил из своей комнатушки, и даже не удостоил подробным ответом. Я раздосадовано отхлебнула крепкую настойку, и вскоре блаженное тепло волной разошлось по телу.
– Мужчина, вы меня спасли! Я думала, дышать не смогу от италийских приправ.
Борат развернулся с явным намерением окинуть меня сердитым взором. Нет, нет, если он сейчас уйдет к себе, я вовсе не засну от досады.
– Пожалуйста, не сердись! Я хотела немного пошутить, сама не знаю, что нашло на меня. Ты не сердишься, правда?
И зачем только я его позвала… Теперь мы стояли друг против друга, и крохотные язычки двух свечей отражались в темных блестящих глазах преторианца. Мне стало не по себе. А если он разозлится и еще разок меня тряхнет?
Я притворно виновато вздохнула,
