– Лайза, я приказываю тебе: бери брата и беги!

Не-Гвен стояла в узком проходе, с двух сторон огороженном деревянными арками, меж стен, где по кремовым обоям вились коричные розы. Гладкий смуглый лоб упирался в барьер, зыбким маревом висевший в воздухе, пока её родители держались позади жуткой свитой; чёрные глаза всех троих, не мигая, смотрели вперёд.

Когда они исчезли, чтобы возникнуть вновь прямо передо мной – совсем как тварь, от которой я безуспешно убегала в кошмаре, – мама едва успела призвать из колоды следующую карту. Сработавшее заклятие окатило пришельцев волной красного сияния, отшвырнув назад. Гвен следом за родителями рухнула на пол как подкошенная – и тут же села на колени, пытаясь подняться. Глядя, как лицо подруги заливает кровь, хлынувшая из носа, я понимала: пускай силы твари каким-то образом помогают глейстигам преодолеть чары, которые должны были уже отправить их в нокаут, это даётся им дорогой ценой.

– Лайза, беги, кому говорю!

– Мы тебя не бросим, – сказала я единственное, что в тот момент сумела сказать.

– Лайза!..

– Лайза, беги, – прошелестело за спиной. – Это не твоя битва.

Голос с нотками стали в шёлковой глубине показался знакомым – и вынудил меня оглянуться.

Глаза цвета сирени были последним, что я ожидала увидеть под крышей нашего дома. Тем более сейчас.

– Бегите, леди Форбиден. – Знакомый сид шагнул вперёд, к маме, оставляя меня смотреть на серебряные волосы, сзади ниспадавшие почти до пояса. – Вместе с детьми. Я позабочусь о ваших гостях.

Глейстиги встали, недвижными глазами изучая пришельца с Эмайна: лица всех троих по-прежнему ничего не выражали, но мне показалось, что при появлении сида чёрная тварь пришла в замешательство.

– Лучше детей увези. Сами они не уйдут. – Мама выхватила из колоды ещё одну карту. – Я всё равно труп, ты знаешь это лучше меня.

– Леди Форбиден…

– Лайза. Эш. Забери их!

…в следующий миг сид снова был рядом. Одной рукой обхватил меня за плечи, другой схватил за руку брата – и поволок нас к двери в гараж.

– Стой! – Я брыкалась, но тщетно: хватка фейри была цепкой, как паутина. – Я никуда не поеду, я…

– Делай, как он говорит, Лайза. – Мама провожала нас взглядом: сизый металл, которого я никогда не видела в её глазах прежде, резал по сердцу отрешённым, обречённым покоем того, кто в мыслях давно простился не только с детьми, но и с жизнью. – Доверься ему. Он будет защищать вас теперь, когда я не могу.

Последнее, что я видела, прежде чем нас утащили за дверь, тут же захлопнувшуюся, – как вслед нам кидают карту, искрящуюся зелёным пламенем, и из-под косяка пробивается изумрудное сияние, заставляя стены дома содрогнуться. Нерушимая Печать… Отныне никто не войдёт в дом, запечатанный маминым заклятием, и не выйдет из него.

Лишь металлического гаража, пристроенного к старой кирпичной кладке, это не касалось.

– Тише. – Сид легко разжал мой кулак – я всё ещё сжимала в нём ключ от мобиля. Распахнул настежь пассажирскую дверцу. Вот я молодец, даже закрыть Французика забыла… – Эш, сможешь увезти сестру подальше отсюда?

Тот молча кивнул, безропотно наблюдая, как сид усаживает меня на сиденье. Я тряслась мелкой дрожью, но не сопротивлялась: уже нет. Понимала, что всё равно бесполезно.

Теперь мы маме не поможем. Никак. Сколько бы ни пытались прорваться обратно в дом, туда, где она сражалась с неведомой тварью. Эта Печать не зря звалась Нерушимой.

Если только…

– Ты же сид. Вам многие людские чары нипочём, – скороговоркой произнёс Эш, озвучивая мои мысли. – Тебе под силу вернуться в дом? Спасти маму?

– Этим и собираюсь заняться, как только уверюсь, что вы в безопасности. – Фейри кинул брату ключ, который чуть раньше выцарапал из моих ослабевших пальцев. – Вперёд. И не останавливайтесь.

Эш без слов рванул к водительской двери.

…тихо, Лайза, тихо. Из сида, тем более дин ши, боец выйдет получше твоего. А вы с братом всё равно лишь мешались бы под ногами да играли роль мишеней, что требуется защищать.

Ещё бы самой поверить в доводы, казавшиеся такими убедительными…

Магнитола завелась сама собой одновременно с мобилем, огласив салон издевательски уместной Carnival of Rust. Когда мы выехали из гаража – задним ходом, прямо к деревянным воротам в сад, не тратя времени на то, чтобы открыть их, – мои застывшие глаза потерянно глядели перед собой, пока солист Poets of the Fall спрашивал из колонок, молюсь ли я в час нужды. Сид пару секунд ещё наблюдал за нами: лунные одежды обитателя Дивной Страны дико смотрелись среди алюминиевых стеллажей и тонких стен, обшитых сайдингом. Затем снова исчез, растворившись в полутьме.

Снеся ворота, Эш круто вывернул руль, разворачивая мобиль, и Французик повёз нас прочь из города по пустынной дороге.

Я уставилась в зеркальце заднего вида на улицу, залитую призрачным светом фонарей, и дом, остающийся позади. Слова песни казались глухими, словно уши накрыли подушкой, яркая подсветка сенсорной панели рядом с рулём расплывалась в горячем мареве, заволочившем глаза. Странно – слёзы, которых я даже не чувствую, а кроме них – ничего. Ни боли, ни страха. Будто все чувства враз замёрзли, если такое вообще реально.

…реально. Да. Вот почему я не испытываю ни боли, ни страха: потому что со вчерашнего вечера мною владело изнуряющее, навязчивое ощущение нереальности. Сна, от которого не можешь проснуться.

Лишь бы в какой-то момент открыть глаза – и обнаружить, что ничего этого не происходит, не происходило, не произойдёт никогда…

Когда сам дом уже скрылся из виду, я всё-таки оглянулась.

Миг спустя где-то над нашим садом беззвучно взметнулось огромное облако дыма и синего огня.

Когда-то

– Смотри не засиживайся!

Обычная квартирка в многоэтажном доме. Певунья, несколькими часами ранее расставшаяся с сидом по имени Коул, идёт по коридору с рыжими стенами, пока в спину ей летит строго-заботливый крик.

– Конечно, мам. – Девушка дёргает ручку двери в свою спальню.

– Знаю я тебя, опять до пяти утра будешь…

Она закрывает дверь с окошком из матового стекла, и та заглушает любые звуки снаружи. Щёлкает выключателем, и лампа высвечивает белые стены, которые мгновенно покрывают завитушки плюща, зеленеющего на салатовом фоне, – и не скажешь, что лишь иллюзия настоящих обоев. Голограмма хитро ложится под плакаты, с которых на хозяйку комнаты смотрят Дэвид Боуи, Фредди Меркьюри и группа Scorpions в полном составе; на пластиковом столе в художественном беспорядке разбросаны учебники, карты Таро и зернистые кристаллы необработанных аметистов.

Подняв декоративные подушки, раскиданные по мшистому ковру, девушка кидает их на кровать. Подходит к окну – огромному, во всю стену: отражения небоскрёбов разноцветными звёздами бьются в каплях дождя на стекле. За ним мерцает огнями города фиолетовая ночь, и далеко внизу поток мобилей сверкающей рекой течёт по умытой ливнем дороге.