Шрифт:
Закладка:
— Любимая, ну я же не знал, что она этого недостойна! Жопа, как жопа… Ну подумаешь, задел чью-то задницу неосторожно! Это же обычное житейское недоразумение, Лида!
Вовремя заметив, как сверкнули глаза единственной и неповторимой, я прервал неосторожные рассуждения о филейных частях хитрой и фигуристой Клавы-Гали. И о досадных жизненных недоразумениях продолжать тоже не стал.
— И, что все это увидят, я тоже не знал! И даже предположить не мог, честное комсомольское! — быстро выпалил я первое, что пришло мне в голову, — Тебя же я постоянно похлопываю! — озорно подмигнув, я похотливо потянулся к заднице Зуевой. Лишь для того, чтобы подтвердить ей свою искреннюю любовь и полное душевное к ней расположение.
Заметив моё движение и правильно его истолковав, Лидия с добродетельным возмущением отдёрнула свой рельефный круп в сторону от моей руки.
— С какой это стати ты решил меня с ней сравнивать⁈ Ты совсем уже совесть потерял? — еще больше начала закипать моя милицейская предводительница.
Очевидно, поняв, что я уже точно не останусь у неё до утра, Лида окончательно решила обидеться. И основательно окропить мой подлый уход. Горькими слезами коварно брошенной и оттого безмерно несчастной женщины.
— Прелесть моя, да я тебя постоянно сравниваю! И ничуть не стыжусь этого! — я тоже решил не уступать ей в софистике, — Я постоянно сравниваю тебя со всеми красивыми женщинами мира и даже с Аллой Пугачевой! А так же со звёздами на небе, и с самим Солнцем! И всякий раз ты оказываешься в тысячу раз прекрасней их всех, Лида! Всех без исключения и вместе взятых! Давай, любимая, поцелуемся?
Воспользовавшись тем, что Лидия Андреевна впала в некоторое оцепенение от моего сомнительного, но напыщенного комплимента, я её крепко обнял. И впился жадным милицейским ртом в её чувственные губы.
Продержалась она недолго и секунд через десять уже вполне активно начала отвечать на мой не вполне товарищеский поцелуй.
Не отрываясь от губ начальницы, я нашарил на полу сначала одной ногой, а потом и второй, свои заграничные туфли. И даже как-то сумел обуться в них без помощи рук, не отрываясь от процесса смычки с руководством. От всей души и самыми добрыми словами поминая чехов, пошивших мне обувку на резинках, а не на шнурках.
За дверь я выскочил, одновременно с этим манёвром выскальзывая из объятий капитана Зуевой. Я даже сумел захлопнуть за собой дверь еще до того, как Лида снова вцепится в моё беззащитное лейтенантское тело.
Ссыпавшись по лестнице вниз и выйдя через арку на проспект, я в который уже раз расстроился из-за отсутствия личного автотранспорта. И опять поставил зарубку на своём мозжечке насчет необходимости найти толкового сварного мастера.
Дожидаться автобуса, которого запросто уже могло и не быть, я не стал. До дома добрался на такси, но зато очень быстро. Больше всего мне сейчас хотелось побыстрее принять душ и завалиться на свой диван, чтобы как следует выспаться.
Когда я, стараясь не шуметь, отомкнул входную дверь и вошел в квартиру, то с удивлением увидел, что несмотря на поздний час, никто в ней не спит. Более того, сначала я услышал доносящиеся с кухни голоса, которых было больше двух, а потом еще заметил и знакомую пару женской обуви. На низких каблуках. Это были те самые туфли, которые в последнее время носила Эльвира Юрьевна Клюйко.
Как ни старался я быть незаметным, но включенный мной в прихожей свет меня выдал с головой. Первой из кухни выскочила моя потенциальная невеста из Урюпинска. Затем появилась внебрачная, но беременная Эльвира и уже за ней Пана.
— А, что, Серёжа, позвонить трудно было? — сердитая тётка сверкнула в мою сторону черными семитскими глазами, — Скажи, тебе не приходило в голову, что мы тоже люди и, что мы волнуемся за тебя? Или, может, ты думаешь, что для волнений ты нам никогда не давал повода?
— Скотина ты, Корнеев! — держа левую руку на животе, а второй опираясь на Левенштейн, в очередной раз сообщила мне Эльвира эту непреложную истину, — Мы уже думали, что тебя опять на нары усадили! Или еще чего хуже! — глаза любимой и положительно непраздной женщины влажно заблестели.
На душе своими острыми когтями заскребли черные и злые кошки. Права тётка. И Эльвира права! Действительно, скотина! Мне на самом деле стало стыдно. Что сказать в ответ на обоснованные упреки близких мне женщин, я не знал. Стоял и смотрел в угол прихожей на стык паркета и стены. Как школьник, не дотерпевший до перемены и обоссавшийся прямо в классе.
— Есть будешь? — хмуро, но очень вовремя поинтересовалась заботливая и почему-то в данный момент незлобливая Лиза, — Я борщ сварила!
Услышав, с какой гордостью она это произнесла, я немедленно передумал отказываться от позднего ужина. Исключительно исходя из инстинкта самосохранения. И острейшего нежелания усугублять глубину, и степень своей вины.
Организм настойчиво напоминал, что прошло совсем немного времени после того, как меня досыта напитала Зуева. Есть я категорически не хотел. Но отказываться от харчевания здесь и сейчас, было смерти подобно. Тётка еще как-то с этим смирится, а вот Эльвира и Лиза вряд ли. Сразу же последуют бестактные вопросы на предмет того, кто и где меня накормил. Даже не прибегая к дедуктивным способностям Эльвиры, Елизавета за пару секунд соотнесёт мою сытость с личностью Зуевой. И совсем не факт, что не вслух.
Нет, этого счастья нам не надо, это мы уже проходили. А потому, после слов урюпинской невесты о борще, глаза мои засветились счастьем изголодавшегося блокадника. Попавшего в неохраняемый продуктовый склад.
— Молодец, Елизавета Дормидонтовна! Борщ, это прекрасно! — восхитился я, — Ночь уже на дворе, а я так замотался, что с обеда ничего не ел! — аккуратно протиснувшись между старой, малой и беременной, я поспешил с их глаз долой в ванную комнату мыть руки.
Провожать Эльвиру домой после изнурительной трапезы я не отважился. Отяжелел, устал, да и просто было лениво. Поэтому горячо поддержал Левенштейн, которая взялась уговаривать гостью остаться с ночевкой. Клюйко согласилась, в результате чего, спать мне пришлось на полу.
Но первые полчаса мне было не до сна. Эльвира была беременна не только нашим потомством, но и новостями. От
