Шрифт:
Закладка:
Говоря о «Кандавле», не могу не вспомнить, как Л. И. Иванов, занимавший положение премьера, репетировал роль приближенного царя Кандавла — Гигеса. В первом действии его роль на добрую половину акта сводилась к шаганию взад и вперед перед шатром царицы Низии, которую он потом отбивает от дикарей. Удивительно скромный по своей природе, он покорно исполнял эту функцию простого статиста. Петипа сам понял неудобство создавшегося положения.
— Не беспокой, Иванов, — сказал он ему своим ломаным языком, — в последний акт у тебя будет большой мимический сцен.
Дорепетировали до этого последнего акта, Оказалось, что вся эта большая сцена Гигеса заключалась в том, что он выходил и садился на трон, откуда смотрел на дивертисмент. Мы долго потешались над этим эпизодом…
За время моего пребывания на сцене Петипа поставил много больших балетов, художественная Ценность которых, однако, весьма различна. На ряду с прекрасными спектаклями с хорошо разработанными занимательными сюжетами и интересными, разнообразными танцами в его творчестве встречалась и настоящая дребедень, только промелькнувшая в репертуаре и скоро забытая. Действительно, Удачными балетами Петипа, кроме «Дочери фараона», едва ли не лучшего его произведения, я считаю «Камарго»[135] на сюжет одного из романических приключений знаменитой парижской балерины XVIII века Марии Камарго.[136] Очень нравился зрителям поэтичный «Трильби»,[137] в котором у швейцарской девушки едва не расстраивается свадьба увлеченным ею фантастическим существом; во сне она, как будто, превращается им в голубя, порхающего среди птиц и эльфов, и долго не может отделаться от очарования этого сна. «Трильби» был насыщен прекрасной балетной классикой, в которой выделялась легкокрылая балерина Гранцова.
Очень нравился зрителям «Дон-Кихот»,[138] поставленный на сюжет романа Сервантеса.[139] В нем балетмейстер развернул целый поток испанских танцев, которые он ставил с исключительным мастерством (здесь, между прочим, производил фурор танец тореадоров в исполнении танцовщиц в мужских костюмах). Хорошо принимали поставленные для меня «Баядерку» и «Зорайю, или Мавританку в Испании»,[140] сюжет которых был разработан балетным критиком С. Н. Худековым.[141]
В первом балете зрителей знакомили с древней Индией и драмой воина Солора, влюбленного в баядерку Никиго, которую отравляет невеста Солора — принцесса Гамзатти. Тень убитой разъединяет жениха и невесту, вызывает крушение свадебного покоя, под развалинами которого все гибнут, и соединяется со своим возлюбленным в загробной жизни. Балет изобиловал разнообразными очень живописно поставленными танцами.
«Зорайя», другой испанский балет Петипа, был поставлен после моей поездки в Испанию. Зорайя, дочь мавританского калифа, любит Солимана, приемного сына ее отца, но отец выдает ее замуж за африканского вождя Тамарата. Солиман в отчаянии бросается под их брачную колесницу. Солиман выздоравливает, но ревнивый Тамарат пытается его убить в самом дворце калифа, чем нарушает закон гостеприимства. За это калиф расторгает его брак, и Зорайя соединяется с Солиманом. Среди массы характерных танцев здесь блистали великолепные классические танцы, венцом которых служила картина «Рай Магомета».
К числу успешных балетов Петипа в описываемое время можно, пожалуй, отнести еще «Роксану, красу Черногории».[142] Ее поставили для балерины Е. П. Соколовой. Сюжет построен на выявлении «двойной жизни» заколдованной юной черногорки — человека днем и «вильи» (т. е. духа) ночью. От этих чар ее избавляет ее возлюбленный. В «Роксане» имели большой успех славянские танцы, так как балет был поставлен в год окончания русско-турецкой войны 1877–1878 гг., когда все симпатии столичного света были на стороне славян. Перехожу теперь к балетам, явно не удавшимся нашему балетмейстеру. Таковы прежде всего два ранних его балета, поставленных для его жены, — «Ливанская красавица, или Горный дух»[143] и «Флорида».[144] Первый — из быта ливанских друзов, с чрезвычайно сумбурной программой, сочинения театрального критика Раппопорта, и слабыми танцами — увековечен в шуточных стихах, циркулировавших в театральных кругах в 60-х годах. В них упоминалось о сорока тысячах, выброшенных на постановку «Ливанской красавицы», и о разных нелепостях ее мизансцен.[145]
«Флорида», которую танцевала также М. С. Петипа, представляла собою какое-то удивительное смешение всевозможных хореграфических жанров, от экзотических танцев до пляски русского «мужичка», в костюме которого выступала сама балерина. Все это ничего, кроме скуки, на зрителей не навевало. «Флорида» послужила, между прочим, мотивом для известного стихотворения Некрасова «Балет». Некрасов, бывший также весьма невысокого мнения о занимательности этого зрелища, писал:
Мы зевали два первые акта,
Как бы в третьем совсем не уснуть…
Среди слабых произведений Петипа следует упомянуть далее о первых его балетах, поставленных для меня, — «Бабочке»[146] и «Бандитах».[147] Первый, по программе Сен-Жоржа, составленной для одноименного парижского балета, также грешил разными несуразностями сюжета. Я изображала в нем индусскую принцессу Фарфаллу, похищенную старухой волшебницей, которой может быть возвращена молодость и красота лишь в том случае, если ее поцелует молодой человек. Для привлечения молодежи она и держит при себе Фарфаллу, и превращает ее почему-то в бабочку. Несмотря на обилие всевозможных классических и характерных танцев, балет не нравился публике. Сюжет «Бандитов» — из цыганской жизни — вертелся вокруг похищения маленькой девочки, которую ее семья находит через десять лет. Это был своего рода перепев сюжета «Пахиты», одного из первых чужих балетов, поставленных в Петербурге Петипа. Он не представлял ровно ничего выдающегося ни по драматической интриге, ни по танцам. Очень неудачной вышла у Петипа поставленная также для меня «Дочь снегов»,[148] на тему о гибели полярной экспедиции во льдах и о любви моряка к роковой фее холода. Впрочем, здесь, может быть, главная причина неуспеха багета таилась в самой «холодности» сюжета, вообще неблагодарного для балетной сцены. В «Дочери снегов» Петипа попытался повторить постановочный эффект из «Армиды» и дать моментальное превращение зимнего пейзажа в летний, но на премьере машинная часть сплоховала: в нужную минуту только часть декораций заменилась другими, тогда как остальные обновились только наполовину или остались прежние, так что вместо цветущего сада зрители увидели ворох грязных тряпок. Определенно неудачными вышли поставленные для Е. П. Соколовой «Приключения Пелея»,[149] в которого влюбляется богиня Фетида, спасающая его от
