Чужое письмо

Он тренируется неделю, и у него уже начало получаться. Теперь он умеет писать письма другим почерком. Он приходит на почту, берет пустые бланки телеграмм и на обратной стороне пишет ей признания в любви. Это легко: он знает все ее привычки, знает, чем она завтракает, сколько раз в день пьет кофе и кого увидит сегодня на работе. Ему все рассказывали, и он представляет себя тем загадочным теоретиком из соседнего отдела, о котором она упоминала неделю назад. И сейчас он пишет от имени этого теоретика, пишет ей о любви перьевой ручкой, тщательно макая ее в чернильницу после каждого слова.

Он пишет о первой встрече, о ее глазах, о ее улыбке и о том, как она умеет смеяться. Он пишет, что не решается ей сказать о своих чувствах, что он не будут подписывать письмо, просто он хочет, чтобы она знала о его любви.

Так, это письмо закончено, через два дня надо будет написать второе, а через неделю третье. Так надо, так ей, наверное, будет легче без него. А ему без нее.

Он своими руками отдает ее «автору» письма. Пусть она сама решит, кто этот загадочный автор. А он уже понял, что им не получится быть вместе. Вот на конверте написан адрес, такой родной и знакомый, теперь конверт можно бросить в большой синий ящик. Все!

Он выходит на улицу маленьким героем, садится в троллейбус и едет по Садовому кольцу. Каждая улица, мелькающая перед глазами, связана с ней. Вот тут они ходили в кино, тут они гуляли, тут он ждал ее перед театром, тут… Он выбегает из троллейбуса, хочет бежать назад к почте, но понимает, что ему никто уже не отдаст это дурацкое письмо. И он понуро бредет к метро.

Рестораны в Архангельске

Однажды я сидел в Шереметьево и разговорился с американцем, который летал в Архангельск к русской девушке.

— Я летаю уже пять лет, — грустно сказал он. — Вот только вчера мы с ней были в ресторане.

— А почему ты не женишься? — спросил я его.

— Ты не поверишь, но мне перед ней стыдно. У нас в городке нет таких ресторанов, как в Архангельске.

Витамин D

— Ты опять бледная, никак не можешь выбраться из своей простуды. Без витамина D тебе не обойтись, нужно погреться на солнце.

— Сейчас октябрь, какое солнце?

— Поехали, я покажу.

Вдоль дороги тянулись серые заборы, какие-то будки, унылые кирпичные здания с темными окнами. Но вот строения кончились, и они свернули на проселочную дорогу, ведущую в сосновый лес. Асфальта на дороге не было, «жигуленок» заваливался на бок в глубоких ямах, она ойкала, он гладил ее руку, не отрывая глаз от колеи.

— Вот тут.

Машина остановилась возле обрыва, заросшего пожелтевшей травой и засыпанного сосновыми иголками. Он постелил одеяло на поваленное дерево, они сели рядом, обнялись и стали смотреть на заходящее солнце.

— Тут уже немного витамина D, но все лучше, чем ничего.

— Это точно лучше, чем рыбий жир.

Солнце погрузилось в большую темную тучу, стало холодно, и они сели в машину. Он включил фары, стал медленно выезжать на дорогу с колеей и ямами.

— Что это?! — вскрикнула она, услышав металлический скрежет.

Он заглушил двигатель, вышел из машины, заглянул под днище. Из пробитого картера выливалось масло. Он встал на колени, потрогал штырь, торчавший из земли, поднялся и открыл пассажирскую дверь.

— Дальше придется пешком. Выйдем на шоссе, поймаем попутку, и тебя отвезут домой.

— А ты?

— Мне не привыкать, сейчас главное — убрать тебя из холодного леса. Тут очень сыро.

Они вышли на шоссе через час. В небе уже светились звезды, стало совсем холодно. Мимо проносились машины, но никто не хотел останавливаться в таком глухом месте. Тогда он вынул из кошелька десять рублей и стал покачивать красной бумажкой. Через пять минут около них притормозила старенькая «Волга» с усталым пожилым водителем. Он поцеловал ее, помог сесть в теплый, пахнущий бензином салон, «Волга» замигала левым поворотником и уехала. Он долго смотрел на удаляющиеся красные огоньки, потом вздохнул, достал две десятки и стал поджидать попутный грузовик.

Газовая плита

— Скажи честно, почему ты выбрал в жены именно ее?

— Сам не знаю. Наверное, из-за газовой плиты. Ко мне приходило много женщин, и все они начинали отмывать плиту. Кто-то ворчал, что я неряха, кто-то говорил, что она не может ничего готовить, пока плита не будет сверкать, кто-то хвастался, что у себя на кухне она моет плиту два раза в день… А она единственная, кто сказал правильные слова!

— Какие?

— Она просто сказала, что у нее потребность сделать для меня что-нибудь хорошее, и чтобы я не обращал не нее внимания, а шел заниматься своими делами.

— И ты в нее сразу влюбился?

— Нет, не сразу. Но я почувствовал, что у меня тоже появилась потребность сделать для нее что-нибудь хорошее.

Яблоки и рубашки

Три девицы сидели под окном и чесали языки.

— Ой, девки! Как мне хочется свой дом. Чтобы много комнат, чтобы весной сирень цвела, а в августе красные яблоки падали на землю. Выйду за первого, кто мне это предложит.

— Нет, надо по любви! Это важнее яблок и комнат.

— Яблоки, комнаты, любовь… Я выйду за того, кому я захочу стирать и гладить рубашки.

Постскриптум: девицы и их слова реальные, но разнесены во времени и в пространстве. Они случайно собрались в этой миниатюре. Все они вышли замуж. Счастливой была только первая.

Запах полыни

Сегодня я подстригал кусты и, собирая руками обрезанные ветки, почувствовал знакомый горьковатый запах. Это был кустик полыни.

…Она любила запах полыни. Мы с ней ездили в онкоцентр на Каширке, а потом медленно шли пешком до метро «Коломенская». Шли через поле, заросшее сорняками, мимо старого яблоневого сада, мимо соборов и холмов, с которых открывался вид на широкую пойму реки.

Иногда она наклонялась, чтобы сорвать невзрачный стебелек, растирала между пальцами листья и потом долго держала их у лица.

— Вот бы найти духи с запахом полыни, — как-то сказала она.

…Прошло полгода. Я сидел в лаборатории и рисовал графики. Краем глаза я заметил мелькнувший белый халат, обернулся и увидел ее в красном кресле около спектрометра. Она улыбалась и показывала пальцем куда-то себе за ухо.

— Поцеловать? — спросил я.

— Это ты не заработал. Только понюхать!

От нее пахло полынью. Самой настоящей: летней, пыльной, теплой, росшей вдоль тропинок, где мы гуляли летом.

— Все-таки нашла такие духи? — спросил я. — Но это для привлечения мужчин или для отпугивания?

Она улыбнулась еще шире.

— Это для фильтрации. Я буду общаться только с теми, кому нравится запах полыни.

У реки

Она приготовила жареную курицу, сварила картошку, помыла овощи, нарезала хлеб, заварила чай в термосе, отложила в баночку свежего варенья, сложила одеяла, полотенца, книжки, темные очки, купальники, крем от загара, сумку-косметичку.

Я заехал на рынок и купил у азербайджанцев красные шершавые персики, оранжевые абрикосы, желто-зеленый виноград без косточек, большой полосатый арбуз и черемшу — так назывались длинные, зеленые маринованные стебли.

Потом мы долго ехали по забитому машинами шоссе, пока не свернули на маленькую узкую дорогу, ведущую к реке вдоль небольших березовых рощ, между зарослей кустов, через поля, вниз, к обрывистому берегу, где уже стояли машины, были расстелены одеяла, и дымились мангалы.

— Надо найти место, где можно целоваться и болтать глупости, не обращая внимания на соседей, — сказал я и погнал машину напрямик через поле, заросшее васильками.

Место было отличное. От реки нас отделял небольшой песчаный обрыв, вокруг во влажной низинке росла лебеда и еще какая-то высокая трава. На самом краю обрыва трава была низкая и мягкая. Мы