— Что ты получаешь, если предложишь блондинке чаевые за то, чтобы она сказала первую мысль? — наугад спросила Мэгги.

— А? — Джонни посмотрел на нее из-под капота.

— Это шутка. Что ты получаешь, если предложишь блондинке чаевые за то, чтобы она сказала первую мысль?

— Что?

— Сдачу, — подсказала Мэгги, пошевелив бровями. Джонни на мгновение пристально посмотрел на нее, а затем покачал головой. Мэгги попробовала еще раз.

— Как называется брюнетка с блондинками посередине?

Джонни не ответил.

— Переводчица, — ответила Мэгги, на этот раз чуть менее жизнерадостно. Джонни даже не оторвал взгляда от двигателя машины.

— Что сказала блондинка, когда заглянула в коробку с хлопьями? — спросила она, ее голос звучал подавленно. Это была ее любимая шутка. Раньше она принадлежала ему.

Снова нет ответа.

— О, смотри! Остатки пончиков, — голос Мэгги стих.

Джонни захлопнул капот и вытер руки, о лежащую рядом тряпку.

— Раньше я смеялся над твоими шутками? — резко спросил он.

— Только над шуткой про блондинку. Раньше я рассказывала анекдоты про тук-тук, но ты сказал, что они ужасные, — Мэгги улыбнулась при воспоминании. Джонни нравились шутки про блондинок, и Мэгги искала их каждый день, чтобы его рассмешить. Она даже начала называть их «приколами Джонни», потому что он сам был натуральным блондином.

— Послушай ещё одну.

Мэгги на минуту задумалась.

— Тук-тук.

Джонни нетерпеливо поднял брови, ожидая, что она продолжит.

— Ты должен сказать: кто там? — подтолкнула его Мэгги.

— Кто там? — безразлично повторил Джонни.

— Сара, — она подождала. — Скажи: кто такая?

— Что за Сара? — пробубнил Джонни.

— Сара, почему ты меня не впускаешь? — Джонни закатил глаза, а Мэгги тихонько хихикнула, испытывая облегчение от того, что он, по крайней мере, хоть в чем-то участвует.

— Да. Все довольно запущено. Но я не могу представить, что про блондинок мне нравилось намного больше, — кисло проворчал он.

Мэгги постаралась не показывать, что его отстраненность беспокоит ее.

— Почему трудно поверить, что мы с тобой были друзьями, — слабо спросила Мэгги. Она подошла к нему и остановилась, засунув руки в задние карманы ее джинс.

— Я не знаю, Маргарет, — он снова поднял на нее взгляд. Его глаза были как лед. — Может потому, что я родился в 1939, а сейчас 2011 и мне до сих пор не дашь больше девятнадцати. — Голос Джонни был пропитан сарказмом. Он подошел к ней, все еще вытирая руки о тряпку. Он остановился примерно в шаге от нее. — Может, трудно потому, что я не знаю, где черт возьми был последние пятьдесят лет, и вокруг все еще нет никого и ничего, кто мог бы объяснить все это, — его голос значительно повысился и лицо раскраснелось.

Он скрестил руки на груди и посмотрел на нее один раз, потом второй, задержав взгляд на очках у нее на носу.

— Или потому, что я тебя не помню, совсем…

— Тебе не обязательно быть таким придурком, — огрызнулась Мэгги, тоже скрестив руки. — Ты поэтому хотел меня увидеть? Чтобы еще раз напомнить, какая я незначительная? — Мэгги подняла очки повыше к носу, хотя на самом деле они вовсе не сползли. Она почувствовала нарастающие слезы и тихо, но резко упрекнула себя. Она не позволит Джонни Кинроссу увидеть, как она плачет из-за него. Только не снова. У нее была гордость.

Он не отрицал ее обвинений и не защищался. Лишь секунду упрямо смотрел на нее, а потом заговорил:

— Итак, Маргарет..

— Мэгги!

— Мэгги. Ты единственная, кто, кажется, знает, что я делал или где пропадал все это время. И я, конечно, хотел бы это узнать. Я подумал, может, ты могла бы рассказать мне об этом подробнее, — он старался говорить не принужденно, но в его голосе чувствовалось напряжение. Сердце Мэгги немного смягчилось к нему.

— Все что мне известно, это то, что ты сам мне рассказал, — сказала она несколько неохотно. — Я переехала сюда почти год назад. Начала работать в школе прошлым летом. Некоторые вещи я заметила с самого начала, но они казали вполне естественными… Думала, что дело в Гасе.

— Думала, что Гас, что?

— Гас — уборщик… пожилой мужчина, который пару раз навещал тебя в больнице.

Джонни кивнул.

— Я думала, это Гас включает песни из 50-х, когда я работала одна. Однажды, я и правда увидела тебя в коридоре. Ты напугал меня. Затем, в другой раз, я упала в шахту кухонного лифта, и ты спас меня. Я не знала, кто ты, но Гас рассказывал, что в школе… призрак. Он время от времени видел тебя в школе, в течении последних пятидесяти лет с тех пор, как ты исчез в ночь смерти своего брата. Когда он впервые увидел тебя, то сообщил в полицию и они обыскали всю школу. Только позже Гас осознал свою ошибку. Он подумал, ты умер… что ты стал приведением и бродил по школе. Проблема заключалась в том, что я прикасалась к тебе и знала, что ты не призрак. Я узнала столько, сколько смогла о трагедии и твоем исчезновении, а потом я пришла в школу и… — Мэгги сглотнула, гадая, не сочтет ли он ее сумасшедшей. Вероятно, нет, учитывая, что само его существование было доказательством чего-то действительно странного.

— Ты что?

— Я пошла в школу и я… начала разговаривать с тобой, звать по имени. Я спросила, был ли ты тем, кто спас меня той ночью. Я оказалась в таком месте…, где вы с Билли…

— Умерли? — Его тон был язвительным, как будто она сказала что-то невероятно оскорбительное. Он не упрощал ситуацию.

— Упали, — резко ответила Мэгги. — Ты вдруг оказался там. На мгновение даже заговорил со мной. Ты был поражен, что я могла видеть тебя и, честно говоря, я была поражена не меньше. Я уже видела призраков раньше… но никогда таких, как ты. Ты тоже мог меня видеть; ты понимал меня и у тебя все еще было физическое тело. По крайней мере, так казалось… — Мэгги снова остановилась, неуверенная, что рассказывать дальше и отчаянно желая сесть. К стене был прислонен складной стул и Мэгги с благодарностью на него опустилась. Джонни прислонился спиной к дверце «Камри» и уставился на нее прищуренным взглядом.

— У меня было тело… но никто не мог меня видеть, — это был не вопрос, а подведение итога.

Мэгги кивнула.

— Ты сказал, что думал, будто застрял между небом и землей. Что после того, как упал с балкона, видел Билли, лежащего рядом. Ты мог видеть, как он умер. Мэгги почувствовала, как в ней снова поднимается чувство печали. Но на