тексте, либо в комментариях, — при этом все дополнения заключены опять-таки в угловые скобки; иногда мною дается и русский перевод полных названий сочинений. Имена авторов в тексте, как и у Бертона, даны в большинстве случаев в латинизированном варианте, а в комментариях по возможности расшифровано их подлинное написание. Одним словом, решение о том, как представить текст и оформить научный аппарат, было мною принято и осуществлено при публикации первых фрагментов перевода книги Бертона, и мне оставалось лишь дожидаться завершения оксфордского издания текста и комментариев к нему, чтобы вынести окончательное суждение об этом издании.

Теперь я могу сказать, не обинуясь, что осуществлено это оксфордское издание превосходно и, видимо, на долгие времена во многих отношениях останется образцом, хотя некоторые мои критические замечания сохраняются и поныне. Я по-прежнему не согласен с тем, что публикаторы дали комментарии в отдельных томах, вынуждая читателя одновременно работать с двумя томами — текста и комментариев; как и прежде, считаю, что латинский оригинал цитат и их перевод должны даваться рядом, на одной странице, и это в равной мере относится и к тексту, и к маргиналиям; что же касается комментариев к персоналиям, то они навряд ли должны быть во всех случаях одинаково лаконичными, нейтральными и безликими — ведь одни авторы упоминаются Бертоном только однажды, по частному поводу, это случайно попавшаяся ему на глаза книга или даже источник, о котором он узнал из вторых рук и об авторе которого знает едва ли не понаслышке; других же он цитирует часто, это для него авторитетные и любимые авторы, во многом его единомышленники, и это должно явствовать из комментария, поэтому я по возможности старался избегать такой нивелировки. Признаюсь, я вообще сторонник занимательного и познавательного комментария и не раз встречал читателей, откровенно объявлявших, что их прежде всего привлекает информация, заключенная в комментариях, хотя в целом и не приемлю, разумеется, позицию иных читателей, для которых важен не столько «Фауст», сколько комментарии к нему. Самая сильная сторона оксфордских комментариев — то, что в них установлены почти все источники, которыми пользовался Бертон, — будь то Библия (и притом в разных ее вариантах — от средневековой Вульгаты и до Библии короля Иакова I и других ее переводов) или античные поэты и писатели, греки и римляне, средневековые хронисты и богословы, астрологи и мыслители эпохи Возрождения, но главное, и этим я более всего обязан оксфордскому изданию, — определены медицинские источники, как теоретические исследования, так и книги, принадлежащие перу практикующих врачей. В этом отношении комментарий к изданию является поистине уникальным, вместе с тем внимательный читатель, сравнив мои комментарии с комментариями этого издания, убедится в том, что я отнюдь не рабски их копировал, однако в том, что касается обозначения источников, особенно медицинских, следовал им безоговорочно. Дело в том, что в Оксфорде, в сохранившейся части личной библиотеки Бертона и в Бодлеянской библиотеке, можно обнаружить большую часть книг, которыми он пользовался при создании «Анатомии Меланхолиии», особенно книг по медицине, и в них сохранились его пометки на тех страницах, которые он цитирует. Следовательно, у издательского коллектива было неоспоримое преимущество, которым он не преминул воспользоваться, и я вполне полагался на его научную добросовестность, тем более что большинства этих книг (преимущественно XVI века) в наших библиотеках и вовсе нет. А чтобы не производить ложного впечатления, будто я сам черпаю эти медицинские ссылки непосредственно из первоисточников, я хотя и привожу в большинстве случаев их латинские названия и даю подчас их русский перевод, но почти нигде принципиально не указываю страницы и не пытаюсь делать вид, будто эта информация принадлежит мне, тем более что подавляющее большинство читателей все равно не станет с ними сверяться, а те десять—пятнадцать специалистов по истории психиатрии и медицины, у которых это вызовет профессиональный интерес, все равно должны будут обратиться к первоисточникам, так как Бертон цитирует их часто весьма своевольно, неточно или приблизительно. Комментарии издания, о котором я веду речь, подготовлены двумя профессорами из Оксфорда — Дж. Бамборо и М. Додсуортом, — пользовавшимися к тому же консультациями ряда специалистов, но поскольку я не располагаю сведениями, кому из них я обязан той или иной информацией, то всюду обозначаю свои заимствования только двумя буквами — КБ — то есть «комментарий Бамборо», поэтому заранее прошу прощения у тех, кого не мог назвать поименно. Надеюсь, что тот, кто продолжит мой труд, согласится с избранными мной принципами публикации «Анатомии Меланхолии» и, как всякий, идущий по проторенной дороге, сделает это, полагаю, лучше меня.

В заключение хочу выразить сердечную признательность сотруднице славянского отделения университета в Урбана-Шампейне (штат Иллинойс) Юлии Гаухман, щедро и безвозмездно присылавшей мне оттиски статей о Бертоне и его книге.

А.Г. Ингер

От редактора

С Айзиком Геннадьевичем Ингером я познакомился в 1996 году. Поводом послужила его книга «Из истории английской литературы XVII—XVIII веков: Роберт Бертон, Оливер Голдсмит, Джонатан Свифт (материалы, публикации)», в которой впервые появились отрывки из перевода «Анатомии Меланхолии». Книга вышла в свет как раз в то время, когда мы готовили к печати первый выпуск международного журнала британских исследований «RuBriCa» («The Russian & British Cathedra»). В этом выпуске и была опубликована рецензия на книгу, ставшая первым появившимся в печати откликом и на уже переведенные А. Г. Ингером фрагменты, и на всю начатую им работу по изданию на русском языке этого грандиозного сочинения, которое, по словам автора рецензии, есть «не столько трактат о меланхолии, сколько грозная, скорбная и одновременно ироническая книга о природе человека, о его совершенстве и благородстве, которые удивительным образом совмещаются с вероломством и жестокостью»[31]. Процитирую и еще один фрагмент из рецензии: «Перевод «Анатомии Меланхолии»... требует от переводчика и комментатора той высочайшей филологической культуры, которая в полной мере ощущается и в этой внешне такой скромной книге: и в организации и подаче материала, ведении научной полемики, выверенности и основательности всего научного аппарата, и, наконец, в том драгоценном даре, который А.Г. Ингер подметил у Голдсмита и который в полной мере присущ ему самому: “...Он никогда не бывает категоричен в своих высказываниях, никогда не претендует на роль носителя истины в последней инстанции, ничего не навязывает; свою мудрость, мудрость чудака, он прикрывает мягким, словно извиняющимся юмором; он... слишком деликатен и мудр, чтобы претендовать на роль пророка в своем отечестве, предоставляя эту роль обладателям более зычных голосов”»[32]. Думаю, читатель, ознакомившись и с переводом, и со всеми относящимися