* * *

Генри больше не хотел играть в эту игру. Он устал, ему было скучно.

Часть его, можно сказать, плохая часть, которая ему не очень нравилась, хотела сжульничать. Назвать неправильный ответ на карточку, да на все карточки! Тогда им больше не придется играть в эту игру, и они вернутся к разговорам о мыслях и чувствах Генри, а не сидеть и разглядывать дурацкие фигуры на дурацком…

– Генри,– позвал Хамада,– ты готов?

Внимание Генри снова переключилось на врача. «Еще один раз,– сказал он себе.—Один раз я посмотрю на карточки, а потом мы еще немного поговорим. Он обещал».

Генри кивнул.

– Отлично. Поехали,– Хамада поднял карточку.

Прошла секунда. Потом еще одна. Генри ждал, когда появится изображение, как это и всегда бывало. Но что-то… блокировало его. Мешало. Он ничего не видел. Генри посмотрел на доктора, сосредоточился, полностью открыл внутренний глаз… Но там была стена мыслей – цветов,– которую он не мог обойти. Темно-зеленый туман, похожий на гороховый суп, окутал Генри, как плотное, непрозрачное облако.

Там было что-то еще, что-то глубокое, как слабо освещенный дорожный знак в густом тумане.

Имя.

– Доктор Хамада,– спросил Генри.– Кто такой Франклин?

Хамада опустил карточку и тяжело сглотнул.

– Что, прости?

– Вы думаете о человеке по имени Франклин. Очень, очень сильно,– сказал Генри, широко раскрыв глаза в притворном раздражении.

Доктор опустил карточку и на мгновение закрыл глаза. Когда они снова открылись, Хамада отвернулся от Генри к дальней стене, будто взгляд в сторону мог помешать Генри видеть.

Генри встал и подошел к доктору. Да, он все видел. Горчично-желтые, темно-зеленые, завитки черного отчаяния, окрашенные проблесками розового изумления. Франклин был человеком, которого любил доктор, и этот человек ушел. Была ссора.

– Вам грустно, да?

Тонкая слеза скатилась по щеке Хамады. Его удивленный взгляд снова метнулся к Генри, и он пораженно кивнул. Генри протянул руку и легонько похлопал врача по колену, детское лицо озарилось улыбкой. Затем он обвил маленькими ручками шею изумленного врача и прижал его к себе.

Хамада поставил запись на паузу.

* * *

Дэйв медленно осознавал то, что видел. Что все это значило.

– Франклин? – спросил он.

Хамада печально улыбнулся.

– Он много лет был моим партнером. Мы решили прекратить отношения в ночь перед моим сеансом с Генри. Я собирался устроить Генри обычный тест, но мои чувства… видимо, они перекрывали мысли. Я смотрел на карточки, но мой разум их не видел. Для Генри это, возможно, было все равно что пытаться увидеть луну сквозь тяжелые черные тучи, заволакивающие ночное небо и закрывающие ему обзор.

– Я не… – начала Мэри.

– Думаю,– перебил Хамада, взвешивая свои слова,– что Генри чувствует то, что чувствуют другие люди, видит их мысли. Представьте, как тогда выглядит его мир. Как душераздирающе. Как ошеломляюще. Как сложно. Его разум был вынужден как-то переводить все эти проекции, преобразовать необработанные данные во что-то понятное, что он может осмыслять. Тогда я узнал, что Генри использует цвета для перевода этой информации: черный обозначает ненависть, красный – гнев, и так далее. Удивительно, как быстро человеческий разум может адаптироваться или, в данном случае, эволюционировать.

Дэйв посмотрел на изображение на экране: Генри так широко раскрыл глаза, когда протянул руку, чтобы утешить этого человека. На его лице была невинная, любящая улыбка. «Милый Генри»,– подумал он и почувствовал новую волну любви к мальчику.

– Как ему помочь, доктор? – спросил Дэйв и почувствовал, как Мэри сжала его руку.– Как защитить нашего сына?

Хамада откинулся на спинку стула и раскрыл ладони – этакий жест интеллектуального поражения.

– Все, что мы можем сделать,– поддерживать и любить его, помогать понять и принять, кто он такой и на что способен.– Врач наклонился вперед и уперся локтями в колени, нахмурив брови.– В конечном счете, Генри сам должен научиться защищаться. И в этом ему никто не сможет помочь. Но он умный мальчик, и если это поможет, если мои теории о его даре верны…

– Что? – спросила Мэри.

Хамада улыбнулся Мэри, но явно внимательно подбирал слова.

– Скажем так, я считаю, что Генри далеко не беззащитен.

2

Фред засунул ржавый молоток и дрель на батарейках в пояс для инструментов, разложил десятифутовую стремянку, чтобы добраться до трубы. Он остановился на предпоследней ступеньке, его рост легко позволял ему дотянуться до поврежденного участка, а также открывал вид на усыпанную гравием крышу.

Он увидел обрывки скотча, следы от ботинок и царапины после работы кровельщиков, но ничего такого, что нуждалось в ремонте и о чем надо предупреждать администрацию школы. Всего лишь незначительный износ. А вот труба – совсем другое дело. Подъемник малярной бригады стоял слишком близко к стене, и один край предохранительной рейки зацепил желоб, сбив его с крепления и едва не разорвав металл надвое. Мисс Терри уверяла, что трубу можно починить и не покупать новую, поэтому Фред и задержался допоздна – занятия уже давно закончились, дети разъехались на автобусах по домам, и он уже сделал все остальные дела,– чтобы оценить ущерб.

Однако теперь, когда он поднялся наверх, Фред решил, что директор бредит. Ну, или переоценивает его способности. Металл оторвался, а крепления оставили страшные черные дыры в боковой обшивке. Ему понадобится водонепроницаемая шпатлевка, потом придется просверлить новые опорные отверстия и проверить, сможет ли он закрепить желоб так, чтобы тот удерживал воду во время ливней. «Черт бы все это побрал»,– подумал Фред и уже хотел спуститься по стремянке, когда от металла справа от него отскочил первый камень.

Его глаза на мгновение сузились – всего на мгновение,– а затем расширились от страха. Он повернул голову и увидел их. Джима Хоукса, Тайлера Легга и старого доброго Томми Пэтчена. Большинство детей называли его Трущобным Томми[1] прямо в лицо, а другие (по крайней мере, те, что помладше) – за спиной. Он был высоким даже для семиклассника, и его длинные темные волосы спускались ниже плеч, легко сливаясь с любой черной футболкой, которую он носил. Сегодня, как заметил Фред, на футболке Томми была изображена пентаграмма, с каждого белого конца капала кровь, а вокруг всего этого красовалось неразборчивое название какой-то метал-группы. Казалось, в одной из грязных рук Томми было зажато еще несколько камней, а двое других парней лихорадочно ковыряли землю, прямо как курицы с рюкзаками, пытаясь нарыть побольше патронов.

– Томми,– почти невнятно промямлил Фред, будто его рот не мог правильно произносить слова.– Томми, н-н-не кидайся камнями. Я… – он сглотнул,