исключил, — сказал я прямо. — Трудно назвать его решающим. Скорее, как раз наоборот. Я предположил бы, что чувство обладает кумулятивным эффектом, как я уже отмечал ранее. Начисление процентов на проценты по вкладу — вот наиболее точная аналогия.

Я ощущал взгляд Лауры на своем лице.

— Что мне с самого начала в тебе понравилось и заставило так в тебя влюбиться, так это твоя романтичная манера изъясняться, — наконец произнесла она и, наклонившись, поцеловала меня в ухо. — Ты ведь сразу рассказал бы мне, если бы в парке или где-то еще у тебя возникли серьезные проблемы? — прошептала она.

Ее губы двигались, едва касаясь меня, и каждое их прикосновение отзывалось дрожью. Я поймал себя на мысли, что думаю о гигантских размерах галактик, о возрасте космоса и Большом взрыве, произошедшем четырнадцать миллиардов лет назад, и об ускоряющемся расширении Вселенной.

— Если бы возникли серьезные проблемы, — отозвался я, — то сразу рассказал бы.

Утром в субботу Туули торопила меня с выходом из дома. Я заверил ее, что расчетных семнадцати с половиной минут на дорогу нам точно хватит, причем с поправкой на погодные условия и возможные дорожные работы.

Туули в шапке сидела на низкой табуретке в прихожей уже минут десять или даже одиннадцать и все это время говорила о граффити, о том, что это такое, об известных граффитистах, направлениях стрит-арта и многих других смежных вещах. Объем информации был внушительным, хотя форма изложения и акценты иногда удивляли.

Наконец я оделся, и мы вышли из дома.

Утро было ясным, безоблачным и безветренным, снег осел, ноги не скользили, шагалось легко. Я и раньше замечал, что именно в такие январские утра, с неярким светом, просачивающимся сквозь облака, и легким морозцем, приходят мысли о весне, до которой на самом деле еще далеко. Бывает, размечтаешься, а потом вспомнишь, сколько впереди месяцев холода, снега, льда, слякоти, ветра и, конечно же, темноты. Туули не умолкала всю дорогу. Но ее разговоры никак не отвлекали меня от собственных мыслей. Когда две трети пути остались позади, я вдруг кое-что заметил.

За мной по-прежнему следил Олави.

Причем еще пристальнее…

Но теперь не только за мной: он следил за нами.

Я уже давно убедился в том, что предпринимательство в области парков приключений сопряжено со множеством опасностей и совершенно непредсказуемых вещей. А вот чего я пока не знал (да и не мог знать) — что этот бизнес в сочетании с только что созданной семьей представляет собой еще более серьезный вызов. Меня тревожил не Олави. А то, что Туули может услышать от него что-нибудь такое, что впоследствии создаст проблемы. Это вывело меня из равновесия настолько, что я почувствовал, как во мне закипает ярость. С тех пор, как я решил не пускать проблемы парка приключений в свою семейную жизнь, я всеми силами старался держаться выбранной линии. А этот Олави со своими жидкими усиками и в толстом зеленом пуховике бесцеремонно нарушал установленные мной границы.

Но несмотря на раздражение, которое вызывали во мне Олави и те, кто его послал, я невольно радовался. В энтузиазме Туули, в ее уверенности было что-то заразительное. Мысль о том, что Туули сможет осуществить задуманное, добиться того, к чему страстно стремится, приятно будоражила.

Длинные прямые улицы промышленной зоны прекрасно просматривались, поэтому Олави приходилось держаться от нас поодаль, все больше отставая. Судя по всему, он не догадывался, что я знаю о слежке и тоже за ним поглядываю.

Нужное нам двухэтажное здание из красного кирпича стояло на второй от проезжей части линии застройки и на четверть выглядывало из-за автосалона, через который в него тоже можно было войти. Мы поднялись наверх — я пропустил Туули вперед — и оказались в зале, который тянулся по всей длине здания. Левая стена представляла собой практически одно огромное окно; одну половину правой, бетонной, покрывали граффити, а другая была серая и пустая. Дети собрались у чистой поверхности, рядом стояли какие-то молодые женщины, похоже, организаторы мероприятия, и что-то им говорили.

— Я пошла, — сказала Туули и умчалась, не дожидаясь ответа.

Я направился было к окну, чтобы выглянуть на улицу и посмотреть, как там Олави, когда передо мной словно из-под земли вырос Танели со своей внушительной бородой.

— Здорово! — сказал Танели.

— Доброе утро, — ответил я.

— Идем вниз, — предложил он, — первая партия уже началась.

Я бросил взгляд в сторону Туули — она как раз оглянулась. Я ткнул пальцем в пол, показывая, что собираюсь спуститься на первый этаж. Она кивнула и снова отвернулась. Вероятно, таким образом Туули подтвердила, что мое сообщение принято. В следующий момент Танели уже вел меня к двери. Мы спустились по бетонной лестнице на первый этаж, где кипели страсти куда более сильные, чем я мог предположить.

Первый этаж планировкой не отличался от второго. Судя по всему, тут еще не определились, под какие цели его использовать: пахло горячим металлом и промышленными химикатами, но в помещении было пусто, если не считать кучи коробок и хлама у входа. Стол для пинг-понга находился в дальнем конце зала. Хорошо, сразу отметил я, что игроков разделяет внушительное препятствие. Казалось, Сами и Туукка по разные стороны стола настолько разошлись во мнениях по некоему вопросу, что даже не заметили нас с Танели, когда мы к ним подошли. Гигант Сами, вечный студент, изучающий социальную антропологию, был заметно более взволнован, чем при нашей первой встрече. Мы остановились в двух с половиной метрах от игрового стола, и в конце концов он обратил на нас внимание.

— Туукка опять жестит, — сообщил Сами.

— Играем до победы, — отозвался Туукка, не глядя на нас.

Что-то подсказывало мне, что он все же заметил наше приближение, но никак этого не показывал. Он напоминал рысь — сосредоточенную, собранную, готовую к прыжку.

— Классный выходной, можно по-настоящему расслабиться, — сказал Сами, — пока соперник целится мячиком тебе в физиономию.

— Я целюсь только по столу, — возмутился Туукка.

— Я не это имел в виду, — стал оправдываться Сами. — Просто в субботу как-то хочется расслабиться. Это все, конечно, очень весело и…

— Это турнир, — сказал Туукка. — Сначала отборочный матч, потом полуфинал и, наконец, финал.

— Что, если я уступлю свое место прямо сейчас, на стадии отборочного матча? — предложил Сами.

— Так нельзя, — отрезал Танели.

— Почему это?

— Турнирная таблица, — объяснил Танели.

— Ну, может быть, не все так серьезно к этому относятся?— не унимался Сами.